Переселение. Том 2

Жена Петра выросла под строгим надзором отца и не привыкла к таким разговорам, а еще меньше — к вину. Роскошная столовая Вишневского закружилась у нее перед глазами. Когда она сказала, что у нее кружится голова и ей жарко, как в печке, Юлиана засмеялась и предложила расстегнуть платье. Она прибавила, что сама покажет ей пример, и, быстро раздевшись, осталась в одной прозрачной рубашке.

Потом она подвела Варвару к французскому креслу и уговорила прилечь. И принялась показывать гостье только что полученные чулки, платья, шляпки и рассказывать, что говорил Вишневский об Анне. Муж отнесся к ней — а она в самом деле красива, Юлиана это понимает, настоящая красавица! — как принято относиться к женщинам среди киевских офицеров генерала Костюрина, к которому Петр должен явиться. У них там очень весело.

Вишневский пытался добиться Анны — она знает об этом, как добился всех тех, за которыми он ухаживал раньше. Но просчитался. Не потому, что Анна не ответила бы ему взаимностью, а потому, что Юрат и Анна неразлучны, да и подходящего случая не представилось. Жена всегда боится своего мужа. Ей, например, нравится Павел, и она бы охотно хотя бы разок в такой вот чудный теплый день уснула на его руке, но как можно это сделать, если Вишневский или его гусар неизменно ее сопровождают. Молодой женщине необходимо иногда давать возможность всласть натешиться любовью. Но она должна быть уверена, что ее тайну никто не узнает.

Варваре, которую клонило ко сну после выпитого вина, рассказ этой вульгарной женщины казался отвратительным и глупым. Никогда и никто в ее семье так не говорил и так не смеялся. И она попробовала перевести разговор на детей.

Тем временем Юлиана, стоя посреди роскошной столовой, словно собралась танцевать, уговорила гостью перейти в другие покои, там, мол, сейчас прохладно, приятный полумрак, а окна выходят в сад.

— Все жены, — говорила она, — уверяют, будто никогда не изменяли мужьям, и все же в конце концов сознаются, что один раз — всего лишь раз! — согрешили.

С Анной Вишневскому было трудно, потому что стоило лишь ему с ней уединиться, как она начинала причитать о своих детях. И Вишневский, у которого тоже были дети и в доме которого часто случались роды, буквально сникал от того, что Анна в тот миг, когда он собирался перейти в наступление, заводила разговор о детях. А то вдруг принималась плакать из-за того, что пришлось оставить детей у матери.

Вишневский от каждой женщины требует любви и каждой объясняется в любви. Так поступают офицеры в Киеве. И совершают ошибку. Любовь пугает женщину. «Будь я мужчиной, — продолжала Юлиана, — я не клялась бы женщинам в любви, а постаралась бы дать им возможность насладиться, как они наслаждаются во сне или с незнакомым. Бывает, скажем, время, когда я не хочу ни Вишневского, ни другого мужчину — и мне смешны страстные речи и шепот мужчин. Но вдруг приходит вот такое послеполуденное время, теплое, погожее, и мне хочется любви до исступления». Было ли у Варвары когда-нибудь такое?

Варвара, проходя с Юлианой по комнатам, все время думала о том, что болтовня хозяйки, которая, как она слышала от Павла, родила Вишневскому сына, скоро наконец кончится. И пойдет обычный женский разговор о доме и детях, выйдут в сад, а потом, перед заходом солнца, поедут на прогулку в окрестности города, как это, по рассказам Анны, Вишневские ввели в обычай.

Необычная обстановка, странный дом, чудная хозяйка ошеломили Варвару, и добрый час-другой она была как во сне. Ей было жарко, она расстегнула ворот, ослабила корсет и прилегла в кресле.

Вдруг хозяйка предложила ей сбросить с себя все и этими словами будто разбудила ее. Неожиданно Варвара увидела перед собой почти голую, красивую женщину, которая показалась ей совсем незнакомой. Вздрогнув, она быстро начала застегиваться, вскрикнув:

— Мне пора домой!

Хозяйка подошла к ней и, целуя, стала ее удерживать, однако Варвару охватил безумный страх. Как можно было прийти в этот дом, думала она с недоумением. Она почувствовала невероятное отвращение от того, что вынуждена слушать женщину, которая так говорит о любви. Ей показалось, что она не знает, как она попала сюда и зачем, не помнит, как они обедали, сколько выпили. Она только подумала о том, что Вишневские всегда пьяны, а супруга хозяина — шлюха! Она вскочила, застегнулась и собралась уходить.

— Надо идти домой.

Юлиана, развалившись в кресле, смеялась и тянула ее к себе.

Дверь тем временем тихо скрипнула, и на пороге появился Вишневский.

Увидев, что этот высокий, стройный, красивый, но уже пожилой человек в роскошной русской униформе входит в комнату, Варвара окаменела. У него, как она потом вспоминала, в тот день были огромные глаза.

— Надеюсь, дамы не обессудят, — сказал Вишневский, — если я с ними немного посижу. Здесь так прохладно, а на улице жара.

Танцующей походкой, как в полонезе, он подошел и низко склонился к руке Варвары.