Павел придержал коня и повернулся, чтобы поглядеть на свою повозку. Рядом с ней неторопливо вышагивал возница, которого нашел ему Хурка. И хотя у Павла там, можно сказать, было целое состояние, он и думать о нем позабыл. Возок медленно полз вверх. Лошади тянули из последних сил.
Далеко на самом горизонте высились, упираясь в небо, крутые пики и утесы Бескидов, а здесь, у их подножья, горы были ниже, с пологими вершинами. Внизу синели долины. Меж лесов и полей в глубокой долине извивалась быстрая и чистая, как горный поток, Ондава.
На Дукле, куда они наконец добрались, царили мир и покой.
Справа от перевала заходило солнце.
В небе будто полыхал пожар. Алели высокие вершины гор, а на них в розовом зареве зеленел бор.
В долинах леса были черными и казались непроходимыми. Вечернее зарево заливало долину Ондавы золотистым прозрачным маревом, в котором все дрожало и как бы струилось. Этот закат солнца на пути в Россию вселил в душу Исаковича торжественный покой.
В том пожаре для него навеки сгорала страна, которую он покинул, а с ней — все воспоминания прежней жизни. Он уже не надеялся когда-либо увидеть Евдокию или зверем смотревшего на него Божича и знал, что уже не встретит Волкова. Не отправится на аудиенцию к Кейзерлингу. Все навеки сгинуло в пурпурной вечерней тишине.
Повернувшись лицом к солнцу, согревавшему ему грудь, Павел чувствовал, что и он тоже сгорит и исчезнет. Превратится в пепел, который солнце развеет по опавшим листьям на пройденном им пути.
Очарованный закатом, Исакович так и замер в седле, прощаясь со своим прошлым. Солнце, заходившее в тот день среди безоблачного неба Карпат, пробудило в нашем путнике ощущение собственной малости — он как песчинка в этом бесконечном розовом зареве! А позже в России, в Бахмутском уезде, уже в своем доме, он часто рассказывал братьям, как там, в Карпатах, оставил всякую надежду хоть что-нибудь изменить в их судьбе.
Павел тронул коня и отъехал в кусты, чтобы дать дорогу поравнявшемуся с ним возку. Возок бесшумно прокатил мимо. Тишина кругом стояла такая, что ему даже послышалось, будто одно колесо опасно поскрипывает.
Возница Хурки, шагавший теперь перед лошадьми, утер пот со лба рукавом и крикнул:
— Ну, наконец приехали!
Исакович довольно улыбнулся. За все это время он не мог пожаловаться на Хуркиных людей. Они были неторопливы, но исполнительны.
Проводник нашел ему приют в бревенчатой избе возле австрийской заставы. Изба как изба, но когда он вошел в просторную комнату с низким потолком и высокими белыми кроватями и поднял голову, на матице он увидел четыре буквы, написанные некогда на кресте на Голгофе. Возница сказал, что по этому можно узнать, что ты в русинском доме.
И хотя Павел не понял ни слова из того, что говорили мужчины и женщины, встречая его у крыльца с поклонами, он почувствовал, что эти кряжистые, рослые мужчины и румяные женщины — люди тихие и смирные. Поначалу ему показалось, будто они все в сапогах, но потом он увидел, что на ногах женщин не сапоги, а грязь и земля.
Никакими силами нельзя было смыть с босых ног этот след рабства.
Когда у братьев позже зашла о том речь, Юрат заметил, что диву давался, до чего белые у них ноги, когда они чуть повыше поднимали юбку. Там, сказал он, уже нет следов рабства.
Исакович провел вечер, ругаясь с сержантом, которого привел проводник и который заявил, что придется несколько дней подождать. Есть распоряжение задержать капитана. Начальник форпоста спустился в город по этому делу. Сержант сказал, что Петр и Юрат уже проехали, а о Трифуне он ничего не знает. Ни Трифун, ни его люди на Дукле не появлялись. Однако Дукля не единственное место, успокаивал он Павла, через которое путники следуют в Польшу.
Поначалу Павел в бешеном гневе схватил было сержанта за грудки, однако быстро пришел в себя, поняв, что ссора может только все испортить, и смирился. Солдаты окружили было дом, но, когда стемнело, разошлись.
В этом русинском доме, будто в медвежьей берлоге, Исакович прожил почти две недели, ругаясь про себя, по ночам страдая бессонницей, а днем отсыпаясь под пихтой на траве за домом.
И хотя все люди вокруг говорили на близком ему языке, ни он их, ни они его не понимали. Когда он, чтобы скоротать время, заводил с ними беседу, они слушали его, кротко улыбаясь, и молчали.
Свирепея все больше от того, что приходится терять время в этом захолустье, Исакович целыми днями сидел в комнате. А если и выходил, то проводил время, возясь с лошадьми. Принялся учить свою горную лошаденку стоять на задних ногах и очень смеялся, что она упрямится и «балует».
Солдаты приходили и предлагали на продажу дичь, за которой охотились в окрестностях.
От них Павел узнал, как проехали его братья.
Юрата, говорили они, офицер пропустил тут же, двух слов не сказали.
Томясь от безделья, Павел привязался к старику крестьянину, который учил его резьбе по дереву. Как сделать на спинке кровати розы или на воротах солнце.
Анна Михайловна Бобылева , Кэтрин Ласки , Лорен Оливер , Мэлэши Уайтэйкер , Поль-Лу Сулитцер , Поль-Лу Сулицер
Приключения в современном мире / Проза / Современная русская и зарубежная проза / Самиздат, сетевая литература / Фэнтези / Современная проза / Любовное фэнтези, любовно-фантастические романы