Переселенцы и Новые места. Путевые заметки.

Что с ними станешь делать? Браниться не охота, да и цель у них была: еще и еще раз проверить, не промахнулись ли они в чем-нибудь; не завел ли их адвокат вместо банка в гостинницу, где сидели какие-нибудь переодетые; не переодетый ли и сам адвокат; не фальшивые ли деньги выдали им ссуды? А если все это и настоящее, то не поддели ли их в чем-нибудь второстепенном, в размере ссуды, в пошлинах. Нет такого фантастического сомнения, которое не пришло бы в голову хитрому до мнительности малороссу. Но мало того, чтобы рассеять сомнения; — приятно, после того как окажется, что сомнения напрасны, показаться перед собеседником молодцами, обстоятельно обделавшими дело. «Эге, какие это головы! — должен сказать себе собеседник. — А я то думал, что простачки пришли и простые речи говорят. А они, смотри ты, какие!» И поедет собеседник в Петербург, увидит там министров и скажет им: «Позвольте, ваши высокопревосходительства, вам еще одно важное обстоятельство рассказать. Пришли ко мне малороссы, можно сказать, совсем простые хохлы. Правда, люди не бедные, холода не знают, голода не испытывают, но все же простые крестьяне. И так, знаете, ваши высокопревосходительства, с виду как-будто ничего не понимают, как-будто их всякий может сейчас обидеть. И что же вдруг оказывается? Разумники! Все дело так отлично сделали, что и я лучше бы сделать не мог!» — «Что вы говорите! — скажут министры. — А как их зовут?» — «По паспорту их зовут Гуз, Кряк, Бушуй и Туник. Но это, ваши высокопревосходительства, прямая несправедливость, потому что они и не бедные люди, и понятие имеют, так что сами себя они называют Гузовский, Кряков, Бушуев и Туников». —  «Скажите!» — скажут министры. — «Но и это еще не все, ваши высокопревосходительства, я вам должен все рассказать. Они, кроме всего, и добрые люди. Необыкновенной доброты! Положим, они достаточные, но их односельчане совершенно разорились. Думали они, думали; тужили, тужили, — и, что же вы себе думаете, поехали на край света искать и покупать землю своей бедноте! А!?» — «Скажите, —  скажут министры, — какие на свете бывают разумные и добрейшей души люди!..» и т. д., и т. д. Мало ли, о чем мечтает мечтательный малоросс!

— И много из вашего села переселяется сюда?

— Много! Бедные они! Право, от сердца за них стараемся. Семей четыреста выбираются.

— А всего у вас много народу?

— Да семей шестьсот будет.

— Что же, те, которые остаются, побогаче?

— Конечно, немного богаче. Прежде все были богатые, но потом одни стали бедными, а другие богатыми. Прежде все овец водили; теперь же, когда началось стеснение, почти невозможно заниматься овцеводством.

— На какие же средства поедут ваши бедняки?

— Да уж друг-другу помогаем. Кто побогаче, тот и помогает. И мы помогли.

— Помогать хорошо, но потом долги взыскивать трудно, даже и по векселям.

— Конечно, даже по векселям трудно. И адвокаты, и имущество описывать...

— А имущества и нет. Трудно! Здешняя земля, которую ваша беднота купила, мало стоит, а прежняя земля остается за обществом.

— Трудно, трудно! Но доброе дело все-таки...

— Конечно, доброе дело делаете. Но зато и вас судьба за ваши старания вознаградит. Во-первых, беднякам вы дали на переезд под векселя... Векселя ведь явлены?

— Э, что там!.. И явленные теперь не надежны.

— Ну, все-таки, бесспорные. Сначала проценты будете получать, а потом что-нибудь и взыщите. Это во-первых; а во-вторых, прежде вашей землей шестьсот семей владело, а теперь будут только двести на ней жить. Ведь это вы для ваших овец получите втрое больше земли, чем прежде, и притом... задаром!

На мгновение Гуз, Кряк, Бушуй и Туник как-будто смущаются, но сейчас же принимаются хохотать, — простодушно, наивно, весело. По всему видно, что они смеются презабавному обороту, который приняло дело. До того это было для них неожиданно, — эта выгода, сопряженная с их добрым делом!..

Великороссы