Внешне мисс Гвендолен-экономка выглядела образцовым офицером Армии Спасения, каким и надлежит выглядеть британской девице, добродетельной христианке.
Она и поехала, по её словам, в бесконечно далекую Индию на скромную должность экономки в нецивилизованные, дикие условия, дабы облагодетельствовать молитвенником, милостынью, милосердием чернокожих, погрязших в языческих заблуждениях, нищите, голоде, невежестве. Одно наслаждение было слу-шать её в ственно-белой гостиной, когда она, оторвавшись на время от удингов и серебряных чайных ложек, занимала светскими разговорами посетителей, ожидавших своей очереди на прием к чиновнику имперской службы мистеру Эбенезеру Гиппу. Её совершенного рисунка, в меру розовые от дорогой помады губки обнажали в улыбке ровно столько жемчужин дивных зубов, сколько позволяло ей воспитание, когда её частый собеседник Сахиб Джелял ошеломлял её рассказами о чудесах Востока. Он представлялся ей совсем не таким уж фанатиком ислама, тупым, ограненным. Буйный, даже циничный нечестивец порой казался ей разрушителем традиций и чуть ли не вольнодумцем. Помимо воли мисс Гвендолен улыбка её начинала казаться оскалом очаровательного, но хищного зверька.
— В Индии, на Востоке многое ужасно! Отвратительно! — вздыхала она.—Многое, конечно, плохо. А голод? Разве не ужасно видеть, когда индуска мать, уже не в силах идти, покорно, беспомощно ложится в пыль. Я трепещу, я вижу её — с выпирающими ребрами, с иссохшими грудями, пергаментным обтянутым лицом, равнодушно ожидающую конца. Ужас в том, что она равнодушна даже к страданиям своих детей, тут же пожирающих, как зверята, траву, молодые побеги. «Так суждено»,— читаю я в глазах индуски. Они не видят даже судорог, предсмертных судорог младенцев. Мороз пробегает по коже, когда видишь шакалов, шмыгающих тут же средь бела дня и ждущих своей доли. Оправдываю тех индусок, которые продают своих дочерей за горсточку проса, за чашечку риса. Закон природы! Ужас в том, что у нас в Индии жителей больше, чем может прокормить земля. Чувствуешь свое бессилие.
Вся консервативная косность имущего класса, упрямая вера в порядок вещей, ненависть к новому и страх перед ним, неспособность и нежелание понимать истинные причины истории, самоуверенная господская спесь находили выражение в этой скромнейшей на вид английской мисс, всегда одетой в темное платье, кружевной воротничок которого лишь чуть-чуть приоткрывал лебединую шейку, как и подобает экономке бунгало имперского чиновника мистера Эбенезера Гиппа.
И даже не казалось странным, что экономка пускается в рассуждения, далекие от хозяйственных забот и занятий, связанных с поддержанием респектабельного духа в бунгало. Такая образованная, знающая иностранные языки, такая цивилизованная особа, принадлежащая к элите, может и должна обладать широким кругозором и уметь рассуждать о политике.
И дело тут не в игривых мыслях, приходивших невольно на ум при сопоставлении местных условий и обстоятельств холостяцкого положения мистера Эбенезера Гиппа, изолированности бунгало, молодости и привлекательности девушки, состоящей в доме в должности домоправительницы. В провинциальном городе обычны тривиальные и плоские шуточки и анекдоты. Ясно, что такая-то женщина не может не состоять в интимной связи с таким-то советником, а высокопоставленный чиновник не был бы высокопоставленным, если бы не имел романа от скуки с какой-либо миловидной секретаршей или машинисткой. Однако при виде мисс Гвендолен, строгой, одетой почти всегда монашески, самый заядлый шалопай из молодых чиновников или офицеров терялся. Он вспоминал, что мисс Гвендолен-экономка приходится родной племянницей сэра Безиля Томпсона, весьма и весьма высокопоставленного работника «Секрет интеллидженс сервис», что Гвендолен не просто племянница, но и воспитанница семьи сэра Томпсона. Кому не ясно, что при надлежащих условиях в «Интеллидженс сервис» могут обратить внимание на того, кого найдет нужным осчастливить мисс Гвендолен. Завидная карьера в администрации Британской империи будет обеспечена.
Да, сначала подкуй лошадь, а потом высматривай дорогу. Но какого черта Гвендолен, красавица, умница, любимица сэра Томпсона, сидит в пешаверском болоте на мизерном жаловании экономки? Многие ломали голову, но задача оказалась им не по мозгам.
Сама же мисс Гвендолен не позволяла себе и словом обмолвиться на счет своей высокопоставленной родни или произнести вслух фамилию «Томпсон». Она была и оставалась ровной в обращении, суховатой, но очаровательной экономкой, превосходной хозяйкой бунгало, у которой «каждое пенни железным гвоздем приколочено», у которой пылинка на зеркале превращается в катастрофу, у которой во время официальных завтраков и обедов грязные тарелки и рюмки исчезают со стола так, что это может озадачить самого искушенного метрдотеля.