— Послание составлено на совещании дипломатических чиновников в британском посольстве в Дели. Принято решение подчинить алиабадскую вооруженную группировку эмигрантов-узбеков и остальные группы командующему силами ислама в Северном Афганистане господину Ибрагимбеку. В послании от имени эмира говорится именно об этом. Послание было отправлено с господами ишанами Сулейманом и Судуром через Пешавер. Очевидно, ишаны не успели или не сумели заехать в Кала-и-Фатту и поставить в известность эмира о содержании послания.
— Но что скажет их высочество? Без его ведома, без его согласия...
— Эмиру мы объясним. Он согласится. Другого выхода у него нет. Беда в другом. Ибрагимбек превысил свои полномочия и затеял склоку с горными племенами. Кабул немедленно отреагирует на это или уже отреагировал. Неужели Ибрагим настолько близорук, что вздумал воевать против всего Афганского государства? Потому-то вам и надо ехать в Кундуз, остановить Ибрагима.
Но Мукумбаева занимало другое.
— Бадахшан? — заговорил он.— Теперь я понимаю, почему сегодня Ага Хан говорил о государстве Бадахшан.
Он опустил голову и внимательно разглядывал носки своих лаковых мягких сапог.
Дипломат, тончайший политик, Юсуфбай Мукумбаев при всей своей благодушной и простоватой внешности обладал хитроумием и коварством. И если эмир-изгнанник еще мог похвастаться какими-то успехами на международной арене, то это объяснялось тем, что его полномочный министр и посланник при Лиге Наций превосходно умел комбинировать методы азиатской и европейском дипломатии. Мистер Эбеиезер знал это и в душе даже побаивался ловкого бухарца.
— Да будет дозволено задать вам, сэр, еще один вопрос? — медленно сказал Мукумбаев.
— Говорите же! — В тоне мистера Эбенезера прорвались нетерпеливые и даже грубые нотки.
И вновь Мукумбаев проявил весь свой восточный такт и выдержку. Спокойным, ровным топом он спросил:
— На сегодняшнем почтенном собрании мы лицезрели и слышали странное и непонятное, совсем непонятное.
И он опять остановился.
— Да что же, наконец?
— Мы старались не видеть — и видели. Мы зажмурили глаза — и сияние жгло наши зрачки. Мы не хотели этого, мы не смели... и все же мы лицезрели дочь пресветлого нашего эмира — будь он благословен! Мы видели принцессу Монику-ой. И увы! Она стояла перед всеми с открытым лицом в неподобающих одеждах, обнажающих непозволительно ее стан. И мы слышали слова его светлости Ага Хана, касавшиеся принцессы. И мы впали в море удивления и океан недоумения.
По обыкновению, мистер Эбенезер Гипп едва не чертыхнулся. Он не был дипломатом. Тем не менее он сдержался, с трудом и проклятию сорваться с губ. Он понимал, что лучше сдержаться.
— Чему же вы так удивились, господин министр?
— Нам известно, сэр. что их высочество Сеид Алимхан — да будет с ним мир! — собственнолично соизволил просватать свою дочь принцессу Монику-ой за его высокопревосходительство господина командующего силами ислама, амирлашкара Ибрагимбека Чокобая. Слово обещания эмира Бухары незыблемо! И что же скажет ныне их высочество, когда до них дойдет весть о столь недостойном событии, лицезреть каковое нам пришлось здесь, во дворце Хасанабад?
И он низко поклонился. И в этом глубоком подобострастном поклоне чувствовались ирония, издевка, возмущенный протест.
Ничего не скажешь — Юсуфбай Мукумбаев отличался удивительным тактом. Он резкого слова никогда никому не сказал. Вот и сейчас, все еще кланяясь и пятясь задом, он проследовал к дверям. Два боя в белых одеждах и белых тюрбанах почтительно распахнули тяжелые, невероятно высокие резные створки, и полномочный министр удалился, все так же пятясь, из банкетного зала.
Всем своим видом Мукумбаев показывал, что считает невозможным оставаться там, где попираются прерогативы его хозяина и сюзерена.
И хотя глаза разъяренного мистера Эбенезера застилала какая-то пелена, он это понял. Понял он еще и то, что Юсуфбай Мукумбаев не поедет в кундузский Сиаб в ставку Ибрагимбека и предоставляет мистеру Эбенезеру и Англо-Индийскому департаменту самим разбираться в создавшейся запутанной ситуации.
СВЯЩЕННОЕ ДЫХАНИЕ
Присутствие мисс Гвендолен, простой экономки, на торжественной церемонии у Живого Бога могло показаться неуместным, и потому она проскучала несколько часов в отведенных для нее и Моники покоях Хасанабада.
Мисс Гвендолен нервничала. Из-за бомбейской влажпой духоты у нее приключилась мигрень. Возможно, причиной ее послужила возня слуг в гостиной. Перед уходом на церемонию мистер Эбенезер, вынимая кошелек, уронил рупию, и она куда-то закатилась. Он заставил трех приставленных к ним юнцов-боев искать монету. Они с шумом передвигали тяжелую, шведского стиля, дорогую и очень неуклюжую мебель и шарили по углам.