Перешагни бездну

—  Отлично. Пригласите их сюда. А мы разопьем с принцессой по бокалу... прохладительного. Идите же!

—  Валиди и особенно Чокай, так сказать, в орбите «Интеллидженс сервис». Боюсь, они заупрямятся,— заметил Усман Ходжа.

—  Хорошо, пойдем вместе, и я скажу им пару слов на ушко. Ха, разве они устоят? Надо кончать!  И потом... такое очаровательное создание!

Последние слова он произнес у двери и исчез за портьерой. С минуту стояло молчание. Блаженное состояние расслабленности у Моники не проходило. Вдруг она встрепенулась. Её поразил и вывел из полузабытья взгляд советника.

Дальше произошло совершенно неожиданное. Молодой человек вдруг стал перед ней на колени, осторожно взял её руку и поце­ловал. Моника даже не успела запротестовать.

—  Не бойтесь. Я целую вам руку не потому, что вы принцесса. Я отдаю дань вашей неземной красоте. В юности я мечтал о бо­гинях. Я думал — на греческом Олимпе были такие богини.  Выпрекраснее! На вас можно только молиться.  Ещё  немного, ещё мгновение позвольте смотреть на вас.

Он вскочил с колен и потянул с софы Монику, ошеломленную, очарованную.

Молодой советник был молод, красив, правда, несколько прито­рен. Но и приторная красота может привлекать. «Хорошеньким мальчик»,— подумала Моника, и она почувствовала к нему распо­ложение и доверие.

—  Ни слова! — говорил  он,  беря её под локоть. — Ни слова! Эти ужасные люди. Барону нельзя верить! Он... он отвратительно поступает  с  молоденькими  девушками,  даже  с...   принцессами... А вы слишком прекрасны даже для принцессы. Он... с вашей ма­терью. Я не могу, не смею вам сказать. И теперь вы. Это ужасно. Пусть мне будет плохо.  Идёмте.  Где же ваши друзья?  Идёмте к вашим друзьям. Конечно, у вас есть друзья. Здесь?  Где они? Барон сейчас вернется.

Он вывел Монику из гостиной и, бережно поддерживая, провел в сумятицу большого зала, полного гостей. Он дрожал от её при­косновения. Словно в тумане, девушка вдруг нашла в толпе гос­тей мисс Гвендолен... Точно кролик под змеиным взглядом, так и опираясь на руку советника, Моника подошла к своей менторше, ожидая неприятной сцены.

Но Моника ошиблась. Холодные глаза мисс Гвендолен не виде­ли её. Да и как могло быть иначе. Молодой оливковый египтянин восторгался: «Ловцы жемчуга Бахрейна не найдут в море Ормузда таких жемчужин, которые сравнились бы с вашими зубками».

Мисс Гвендолен заметила Монику, лишь когда мистер Эбенезер зашипел:

—  Где вы пропадаете, чёрт возьми? Благодарю вас, господин советник! Вы очень любезны.

Уже в карете он учинил Монике разнос. Она попала в лапы ротшильдовской шайки. Этот красавчик советник — человек баро­на, способный на всё. О чем с Моникой говорили? Что она им обещала?

Моника все рассказала.

—  Милочка, — протянула  мисс  Гвендолен,— поступок с коле­нопреклоне-нием красив. Ничего не скажешь. Но тебе пора знать, что у европейцев красивые жесты маскируют всякую пакость. Та­кие по колено бредут в грязи. Твой рыцарь — лакей и слуга Рот­шильда, а все знают, какое чудовище барон.

—  Рыцарь — славный мальчик.

—  Дрянь! — сказала Гвендолен. В карете прозвучал звук по­щечины. В воспитание молодых принцесс азиатского происхожде­ния по собственной инициативе мисс Гвендолен включила некото­рое физическое   воздействие. За то царственные    пансионерки прозвали свою воспитательницу «очковая змея».

Бедная Моника только стиснула зубы, но не заплакала. Обиды она научилась терпеть с детства. Но она не удержалась и, рискуя получить новое внушение, заявила:

—  Обезьяна я... в клетке...

—  Нелепо, чтобы секретарь или нотариус, пусть хорошенький мальчик, так просто испытывал бы хорошие чувства  к девушке, за  которой охотится это животное барон... Тебя  высосут  и вы­швырнут на свалку.

—  Я уйду…

ОТКРОЙ ДВЕРЬ

                                   Золото облегчаем оковы, влияет успокои­тельнее слов,

                                   а крупинка его заставляет опускаться чашу весов до земли.

                                                                         Ахикар

Долго плакать мадемуазель Люси не могла. От слез неэстетично краснеют веки глаз, предательски выступают морщинки. Прош­лое своё Люси похоронила глубоко и основательно. Зачем копать­ся в пыли воспоминаний?

Она взволновалась страшно, перепугалась даже и... заплакала, но пролила слезинок ровно столько, сколько могло уместиться на ноготке её изящного мизинчика.

—  О ля-ля, до чего вы постарели, мой друг. Если бы вы не назвали себя, клянусь, я... не узнала бы вас.

—  И вы не помолодели, Люси, — Молиар любезно ухмыльнул­ся, и щеки его заходили ходуном, а глазки исчезли в складочках и  морщинах. — Но вы всё так же привлекательны.  Право,  тени прошлого поднимаются откуда-то изнутри, и ру-ки, вот эти руки, готовы  принять вас,  красавица,  в объятия!  Как в  старину.  Не правда ли?

—  Мой бог, и вы можете думать о чём-либо таком!

—  Что поделать? Воспоминания! И вы неотразимы.