Перешагни бездну

—  Потому, госпожа, что без подписи уважаемой принцессы вы не сможете получить и одного рубля из стальных шкафов банка «Ротшильд фрер» в Женеве и Париже! Где девушка? Куда вы дели девушку?

В его голосе звучало столько беспокойства, что Бош-хатын на­сторожилась. Она хитренько сощурила глазки и сладенько заго­ворила:

— А что это, господин Молиар, вы прозевали девчонку, а? Ведь Моника-то должна была быть в городе Женив, когда вы, набрав полный кошель денег у меня, отправились в свое хитроумное путе­шествие? А теперь вы ищете иголку по всему свету, а?

Нетрудно было понять, что Бош-хатын отлично знает об исчез­новении Моники, радуется этому и, возможно, причастна к этой истории.

— Клянусь,— быстро пробормотал Молиар,— если только с ней что-либо случилось, я... мы...

Он уже угрожал, и Бош-хатын даже испугалась его глаз. Но она предпочла не выводить Молиара из себя.

— Ваша драгоценная принцесса порхает по свету. И я тут ни при чем. И господин эмир, мой супруг, ни при чем. Словом, Бу­харский центр не повинен в том, что у вас, господин хитрости, уве­ли девчонку.

—  Не смейтесь, госпожа. Где Моника? Она мне нужна столько же... э... сколько и вы. Без неё, без её подписи...

Бош-хатын заважничала:

—  Помните, господин Молиар или Как Вас Там, вы мне, пове­лительнице, уже   посмели задавать вопросы   про эту дочь греха. И тогда я вам сказала: «Не знаю!» И тогда я взаправду не знала.

—  А теперь? Умоляю!

—  Посмотрите на него! Как она его распалила своими рыжи­ми волосами.

—  Где же? — Он сдерживался.    Он не хотел раздражать эту сварливую толстую бабу.— Где девушка?

—  Она в Мастудже.

—  Это еще где?

—  Мастудж — в индийских пределах, в Индийском  Бадахшане. Туда повезли дочь греха. И она скоро приедет туда.

—  Кто повёз? — голос Молиара сорвался.— Кто повез Мони­ку-ой в Мастудж? Скажете   вы наконец! — Молиар   не замечал, что разговаривает с повелительницей   неподобающим   тоном. Не заметила этого и Бош-хатын. Она захихикала:

—  Ага Хан решил! Ага Хан объявил дочь греха своей невес­той и подарил ей Бадахшан со всеми бадахшанскими язычниками и исмаилитами.

Немало самообладания понадобилось Молиару, чтобы не вы­дать своего оживления. Наконец-то он узнал, где Моника. Значит, все-таки Ага Хан приводит свой план в исполнение.

Тогда в Женеве Молиар только хотел увезти Монику, но не успел. В этом он мог винить самого себя. Возврат к европейскому образу жизни ошеломил его. Он не удержался от соблазнов: не вылезал из ресторанов и баров, не брезговал и притонами. Раз­влечения, приемы, банкеты почти не оставляли ему времени для дел. Он был в угаре. Он не мог удержаться, потому что деньги, полученные от Бош-хатын, да и собственные немалые средства, предусмотрительно вложенные им до революции в один из швей­царских банков, открыли ему двери не только в респектабельные салоны, но и в разнузданные ночные клубы Женевы.

Да и «высокая миссия» госпожи эмирши потребовала немало времени на преодоление бесчисленных инстанций и рогаток, что­бы получить доступ к сейфам.

А когда он спохватился, оказалось, что Моники уже в Женеве нет. В отчаянии он кинулся в отель «Сплэидид».

Мистер Эбенезер пригрозил заявить в полицию, и сделалось ясно, что воспитатели Моники ни при чем. Они сами ничего не знали. Лорд Кашенден искренне расстроился, когда ему сообщи­ли, что девушка исчезла. Лорд все приготовил к «эффектному спектаклю», по его выражению. «Принцесса на заседании Лиги Наций в роли жертвы Коминтерна. Чего еще желать!»

Лорд долго не мог успокоиться — упущен такой удобный слу­чай — нанести еще один удар по престижу Москвы в странах Востока! Какой пропал удачный повод привлечь к Туркестану внимание всего мира!

Нет, Молиар напрасно подозревал англичан. Приходилось искать в другом месте. Усман Ходжа, Чокаев и прочие среднеази­атские националисты отпали тоже очень скоро. Белогвардейцы ге­нерала Миллера — тоже. Оставался Ага Хан с его опереточной таинственностью и склонностью к дешевым эффектам.

Большого труда стоило Молиару узнать в Марселе,— обош­лось это во много тысяч франков,— что некая «невеста» Ага Хана в каюте «люкс» океанского лайнера в сопровождении целой сви­ты отплыла в Бомбей. Молиар поспешил вслед. Ему удалось проникнуть во дворец Хасанабад, но там его наивно обманули: лю­безно приняли десять гиней и сообщили: «Их сиятельство невеста Живого Бога соизволила выехать в Кала-и-Фатту на свидание со своим царственным родителем». Это была заведомая ложь, но Молиару ничего не оставалось делать, как поверить.

Лихорадка поиска овладела им. Он не ждал и часа и бросил­ся в первый же пассажирский поезд, уходивший на север. В Пешавере у него хватило времени и пронырливости, чтобы прове­рить, на всякий случай, что Моники в бунгало мистера Эбенезера нет. Недаром Молнар носил прозвище Открой Дверь. Перед ним действительно распахивались все двери. И не столько он всегда действовал «всадниками святого Георгия», сколько своим неисто­щимым на слова языком и неудержимым краснобайством.