Перешагни бездну

— Благоволите  же  расположиться  поудобнее,— хлопотал   Ис­маил Диванбеги. — Наше жилище превратилось сегодня в   при­станище   огненных   джиннов и уподобилось   пышущему   жаром тандыру нашей любезной тетушки Саломат-биби. О, здешние ин­дусские чаппати разве сравнятся с ее бухарскими лепешками! О, жидкая тень здешних деревьев может ли, увы, сравниться с тенью нашего бухарского  карагача — саада?    О, наша незабвенная Бухара!

Речь лилась и лилась. Исмаил Диванбеги изощрялся в любез­ностях, но мало заботился об угощении. Пока ничего, кроме при­торно-сладкого дехлинского шербета, мальчишка-бой на айван не принес. А лепешки тетушки Саломат-биби так и не появились на дастархане.

Суетливый старичок с морщинистой, обросшей похожими на мох волосами физиономией тихонько злословил:

—  У скряги в очаге не разжигают огня, из трубы   скряги не вылетает дым.

Переведя взгляд, Сахиб Джелял посмотрел на мшистого старикашку. Тьфу! Да ведь это впритык, бок о бок, восседает, поджав под себя по-турецки свои босые, все в подагрических шишках ноги, сам Хаджи Абду Хафиз — эмирский Ишик Агаси — Начальник Дверей, он же Главный с Посохом Бухарского Арка еще до­революционных времен. Ишик Агаси вместе с эмиром Сеид Алим-ханом бежал из Бухары и теперь выполнял те же обязанности в Кала-и-Фатту. Но как он попал в Пешавер? Дорога из Кабула не близка, да и беспокойна из-за последних событий и неустройста в Афганском государстве. При столь тщедушном телосложении и почтенных годах далекий путь перенести нелегко. Видно, важные дела принудили господина Ишика Агаси оставить свой посох, свой шелкойый матрасик и почетное место по правую руку от эмирского трона и тащиться за тридевять земель, чтобы выпить бокал дехлийского шербета в саду скупца Исмаила Диванбеги.

Старик Ишйк Агаси слаб глазами и, видно,   не узнал   Сахиба Джеляда — бывшего своего начальника — в прошлом первого визиря и главного советника эмира. А то наверняка раскудахтался бы здесь совсем некстати.

Пеняя на свою ненаблюдательность, Сахиб Джелял рассматри­вал присутствующих, их скучающие бородатые лица   с тусклыми глазами.

Все эти люди себе на уме. Они думают и решают. Действовать и исполнять они предоставляют другим. Но вот «действующих и  исполняющих» почему-то и   нет.   А   Сахиб   Джелял рассчитывал встретить их здесь в доме Исмаила Диванбегн. Полное разочарование!

Счастье всегда во всем сопутствовала СахибуДжеяялу, удача не оставляла его и сейчас. «Всем черный барашек, а мне белый»,— подумал он.

С улицы донесся лошадиный топот. В ворота нетерпеливо за­стучали. Створки распахнулись — и на дорожки тихого сада, не сдерживая галопа, ворвалась кавалькада всадников, судя по оде­янию, воинов гурков. Главный из них осадил коня перед айваноа так резко, что песок и куски дерна полетели в лицо спешившему уже навстречу Исмаилу Диванбеги.

— Сам вождь вождей Пир Карам-шах! — забрызгал слюной в ухо Сахибу Джелялу старый Ишик Агаси.— Приехал! Будет раз­говор. Будет дело.

Все поражало во всаднике — и броская внешность, и высокий зеленый тюрбан с алмазным аграфом, и расшитое золотыми нитями одеяние, и дорогое оружие, и драгоценная сбруя, и седло на коне. Стальные, холодные глаза на обожженном солнцем докрасна лице подавляли, требовали повиновения.

Все на айване поднялись и склонили спины в поклоне.

Легко, по-молодому соскочив с коня, Пир Карам-шах так же легко взбежал по ступенькам на айван.

Еще уводил под уздны коня конюх-саис, еще, гремя оружием и амуницией, спешивались темноликие гурки, а Пир Карам-шах, расположившись на почетном месте, «преградил плотиной власти» поток общепринятых любезностей хозяина и потребовал присту­пить к делам. Пир Карам-шах по-персидски говорил грамматиче­ски слишком правильно, что лишало его речь красок и эмоций. Так докладывают чиновники в канцеляриях о своих чиновничьих делах. Бесцветным голосом он спросил Ишика Агаси:

—  Нужный человек с вами не приехал? Почему? Старичок завертелся на месте.

—   Несчастные обстоятельства лишили командующего армией ислама спокойствия и радостей. Господин Ибрагимбек...

Но Пир Карам-шах решительно осадил его:

— Имя всем известно. Значит, не приехал?  Командующий не доверяет нам? Так получается?

Чалмы на айване зашевелились. Послышалось нечто вроде ро­пота.

— Тигра от шакала отличает храбрость,— бросил Пир Карам-шах. На его тонких сухих губах не появилось и намека на улыбку. Все поняли — дело серьезное. Лучше слушать, чем говорить. Да­же Исмаил Диванбеги прикрыл ладонью свой сверкающий золотом рот и смолчал.

—  Мы переслали в письме   командующему   пропуск на въезд в Индию. В штабе в Дакке командующего ждут генералы.    Мои друзья, владетельные князья Свата, Гильгита,   Мастуджа, готовы оказать командующему дорожные услуги и гостеприимство. Пере­калы уже очистились от снега, удобны для лошадей. И один воло­сок бороды командующего никто не посмеет тронуть. Что же его останавливает?

Тон Пир Карам-шаха оставался все таким же деревянным. Но раздражение сказывалось в нервическом подергивании щеки.