Перешагни бездну

— Да сохранят тебя, дочь моя, добрые силы мира от необдуманных криков, воплей, изъявлений горя и радости, ибо не миновали бедствия, напасти и опасности для твоей жизни. Но мы рады видеть тебя, ибо и за сто дней не придет в себя от изумления тот, кто увидит твою красоту, о принцесса Востока и Запада.

Предостережение было завуалировано в его болтовне обычным придворным пустословием, но слова «опасности для жизни» он нарочно подчеркнул. Тревога коснулась сердца девушки. Какое счастье, что тюркские языки и, в частности, узбекский не были знакомы мисс Гвендолен. И всё же подозрение вызвало складочку на ее чистом лбу.

— Сядь, дочь моя, — продолжал Молиар, — и позволь рабу своему говорить.

Сам он не садился и стоял в почтительной позе, молитвенно приложив ладони к животу.

— Его светлость Ага Хан шлет свое отеческое благословение своей дочери и совет беречься злых людей. — Он заговорил теперь по-таджикски и выразительно повел глазами в сторону стоявшей за его спиной мисс Гвендолен и вновь вошедшего мистера Эбенезера. — Господин Ага Хан сказал: «Звезда во тьме небосклона страстей человеческих пусть запомнит — мы хотим, чтобы имя Моники не валяли в грязи злые языки по странам Азии и Европы. Мы не желаем, чтобы она сделалась тряпичной куклой, когда ей надлежит носить венец». Не говори ничего, не обещай ничего. Ты слабая девушка, и язык девичий слаб.

В тоне его звучала почти угроза. Он вдруг приблизил голову к лицу Моники и быстро зашептал:

— Не слушай ннглизов, бойся их! Не слушай и посланцев Ага Хана, не поддавайся на его посулы. Берегись его. Жди! Друзья думают о тебе. Жди.

Скороговорка Молиара ничуть не походила на выспренное приветствие, но он опять мгновенно изменил тон, когда выведенная из терпения мисс Гвендолен буквально вклинилась между ним и девушкой и сердито сказала:

— Хоть вы и йог, но будьте любезны говорить так, чтобы было понятно и нам.

Молиар улыбнулся и заговорил на языке дари:

— О, ничего, кроме философских поучений в духе «карамы» йогов! Мы рассыпали перед ее высочеством принцессой Моникой Алимхан с ее соизволения розы мудрости и перлы философии. И в заботах об этом прелестном цветке, Монике, мы напомнили, что, как в старинной сказке, — он устремил напряженный взгляд на мистера Эбенезера, — люди исмаили-ходжа везде, и тут, и там, и на земле, и на небе, и в горах, и на дне озер. Всюду! Всюду! И тот, кто вздумает протянуть руку зла к тебе, о дочь моя Моника, пусть остережется.

Лицо его исказилось, он поднял руки и воскликнул:

— Ассасин! Ассасин!

Отвесив глубокий поклон, Молиар удалился, заносчивый, напыщенный, смешной, но странный. И было непонятно, говорил ли он все это всерьез или просто скоморошествовал.

— Ты нам расскажешь, что он тебе наплел тут, — сказала строго мисс Гвендолен и взглядом пригласила мистера Эбенезера принять участие в беседе.

— Наплел? — переспросила Моника. — Рассыпал цветы красноречия. Так ему приказал Ага Хан.

— Надо мне сказать, наконец, все! Не будь девчонкой!

С некоторых пор мисс Гвендолен нервничала. Близился день, когда жертва большевизма принцесса Алимхан должна демонстрироваться в кругах Лиги Наций.

Тут каждая случайность, каждая пустяковая помеха могла все испортить.

— Что он вам тут наговорил? — сварливым тоном начал мистер Эбенезер. — Чего он болтал про ассасинов. Бред какой-то!

— Ассасин! Ассасин! — закружилась на месте Моника. — Как интересно!

И убежала к себе.

— Ассасины! Исмаилиты, средневековые фанатики-убийцы. Живые боги. Замок Аламут. Сказочки! Стиль нашего Пир Карам-шаха. Мы же серьезные люди, — сухо говорила мисс Гвендолен.

— Кто же ей порассказал?

— Возможно, в Бомбее, когда мы возили ее к этому шуту Ага Хану.

— Значит, этот йог действительно человек Ага Хана. Тогда нам следует во все глаза смотреть.

Мисс Гвендолен делалась все озабоченней. Она медленно прохаживалась по гостиной. Громко, даже звонко шуршало ее платье тяжелого китайского шелка. Лишь теперь мистер Эбенезер обнаружил, что мисс Гвендолен оделась для парадного приема, и воскликнул:

— Я и забыл!

— Вы, сэр, вообще слишком рассеянны. — В голосе мисс Гвендолен зазвучали повелительные нотки. — Вы забыли. И вы не готовы. Но меня волнует другое, Эбенезер. В таком состоянии она может выкинуть нечто такое… Как некстати вторгся этот маскарадный шут. Вы недосмотрели. Больше это не должно повториться. Мы никому не позволим мешать нам. Прошу иметь это в виду. Да, через четверть часа мы едем. Будьте готовы!

Мистер Эбенезер торопливо вышел.

«Лошадка закусила удила…» — думала мисс Гвендолен. Она подавила своим воспитанием Монику, превратила ее в манекен, лишила возможности думать, чувствовать, переделала на свой лад и фасон. И всё же даже самые малые проявления естественных чувств, едва они начинали пробиваться наружу, беспокоили властную воспитательницу.

Беда, что взрыв мог произойти не вовремя и помешать давно задуманным планам…

Когда Моника вернулась в гостиную, мисс Гвендолен сразу же поняла, что она крайне возбуждена.