Перешагни бездну

— Милочка, — протянула мисс Гвендолен, — поступок с коленопреклонением красив. Ничего не скажешь. Но тебе пора знать, что у европейцев красивые жесты маскируют всякую пакость. Такие по колено бредут в грязи. Твой рыцарь — лакей и слуга Ротшильда, а все знают, какое чудовище барон.

— Рыцарь — славный мальчик.

— Дрянь! — сказала Гвендолен. В карете прозвучал звук пощечины. В воспитание молодых принцесс азиатского происхождения по собственной инициативе мисс Гвендолен включила некоторое физическое воздействие. За то царственные пансионерки прозвали свою воспитательницу «очковая змея».

Бедная Моника только стиснула зубы, но не заплакала. Обиды она научилась терпеть с детства. Но она не удержалась и, рискуя получить новое внушение, заявила:

— Обезьяна я… в клетке…

— Нелепо, чтобы секретарь или нотариус, пусть хорошенький мальчик, так просто испытывал бы хорошие чувства к девушке, за которой охотится это животное барон… Тебя высосут и вышвырнут на свалку.

— Я уйду…

ОТКРОЙ ДВЕРЬ

Золото облегчает оковы, влияет успокоительнее слов, а крупинка его заставляет опускаться чашу весов до земли.

Ахикар

Долго плакать мадемуазель Люси не могла. От слез неэстетично краснеют веки глаз, предательски выступают морщинки. Прошлое свое Люси похоронила глубоко и основательно. Зачем копаться в пыли воспоминаний?

Она взволновалась страшно, перепугалась даже и… заплакала, но пролила слезинок ровно столько, сколько могло уместиться на ноготке ее изящного мизинчика.

— О ля-ля, до чего вы постарели, мой друг. Если бы вы не назвали себя, клянусь, я… не узнала бы вас.

— И вы не помолодели, Люси, — Молиар любезно ухмыльнулся, и щеки его заходили ходуном, а глазки исчезли в складочках и морщинах. — Но вы всё так же привлекательны. Право, тени прошлого поднимаются откуда-то изнутри, и руки, вот эти руки, готовы принять вас, красавица, в объятия! Как в старину. Не правда ли?

— Мой бог, и вы можете думать о чем-либо таком!

— Что поделать? Воспоминания! И вы неотразимы.

Люси смотрела на Молиара со все растущим страхом: одет он прекрасно — всё от лучшего портного, запонки настоящего золота, в галстучной булавке бриллиант… Сколько дадут за такой камешек? На култышках-пальцах, волосатых, распухших, драгоценные перстни.

Значит, эта тень забытого прошлого вынырнула здесь, в ее номере «люкс», не для того, чтобы просить милостыню. Господи, откуда же он вынырнул? Из самого настоящего небытия. Она и думать о нем забыла и даже не вспоминала в последнее время, когда обстоятельства всё назойливее воскрешали в ее памяти жизнь гаремной затворницы в Бухаре, когда всё чаще и совсем разные люди принимались теребить ее, приставать с делами, с доверенностями, подписями. Ей не давали покоя, у нее откровенно вымогали документы, деньги, золото. И лишь удивительное постоянство в привязанности ее покровителя-барона помогало ей отбиваться от всех настойчивых, грубых домогательств. Она старалась держаться в тени, ничем не возбуждать ревнивых воспоминаний любезного и любвеобильного своего покровителя и, откровенно говоря, мало интересовалась, как он распоряжается ее скромным капиталом и как собирается распорядиться наследством эмира Бухарского. Все дела она передоверила ему, лишь мечтая о том, чтобы мадам баронесса не слишком зажилась на этом свете. Впрочем, и эти мечты были какие-то вялые, сонные. Мадемуазель Люси очень любила развлечения, наряды, свою парижскую квартирку, свою яхту, веселое общество и не задумывалась над мировыми проблемами. Как приятно спокойствие!

И жаль, что ее переполошили известием, что Моника в Женеве. И разве она, мать, не обязана была поехать в Женеву? О ля-ля! Она же мать.

Но при появлении Молиара бедняжка Люси испугалась. Вот уж такого осложнения она никак не ожидала. Паникерша в душе, она подумала не о Монике, а о своем Робере. И надо же случиться такому. И именно теперь, когда барон купил для своей Люси старинный замок «Шато Марго» в департаменте Жиронда. Замок настоящий, по преданиям, принадлежавший самой королеве Маргарите Наваррской, замок, в котором имеются подвалы со знаменитыми старыми винами, красным крепленым и белым сухим. Бог мой!.. Если Робер узнает про Молиара? Не видать ей тогда ни замка, ни титула баронессы как своих ушей.

Бог мой, привидения возвращаются! Что от нее хочет это привидение — Молиар, подлинную фамилию которого она забыла. Она помнила, что его зовут Пьер, или по-русски Петр, и что лишь случайность спасла ее от участи неверных жен эмира, которых казнили в нижней конюшне Арка. Страх смерти стер все воспоминания. Она глядела на одутловатое, небрежно побритое лицо этого… Бог мой, как с возрастом меняется внешность людей! А она ведь чуть не погибла из-за него. Какое счастье, что эмир был слеп в своей страсти к ней!