Пересказы

– А– а… – человек на секунду замялся. – А вот на грань этой самой катастрофы… его тоже я?

– Ты, ты, не сомневайся. Дважды. Когда накормил бездомного котенка и когда спас утопающего.

У человека подкосились колени и он сел на пол.

– Ничего не понимаю, – всхлипнул он. – Всё, что я совершил в своей жизни… чем я гордился и чего стыдился… всё наоборот, наизнанку, всё не то, чем кажется!

– Вот поэтому было бы совершенно неправильно судить тебя по делам твоим, – наставительно произнес Шамбамбукли. – Разве что – по намерениям…

Он захлопнул книжку и поставил ее в шкаф, среди других таких же книг.

– В общем, когда решишь, куда тебе, отправляйся в выбранную дверь. А у меня еще дел по горло.

Человек поднял заплаканное лицо.

– Но я же не знаю, за какой из них ад, а за какой рай.

– С каким намереньем будешь делать выбор, то и поведет тебя к нужной двери – ответил демиург.

В каждом человеке сияет лучик Солнца

Когда Рабиндранату Тагору была присуждена Нобелевская премия в области литературы, это известие всколыхнуло всю Индию. Известный художник, композитор, философ и поэт в одно мгновение превратился в национального героя. В родной Калькутте, в аэропорту его встречали миллионы восторженных почитателей. Его осыпали лепестками роз, просили у него автографы, умоляли об интервью. Наконец он, мечтая о долгожданном отдыхе, добрался до собственного дома, но у входа его уже поджидал сосед. Отношения с соседом всегда были натянутыми – тот только и делал, что искал причины для ссор: и граница между участками проведена неправильно, и деревья не те растут, и посетителей слишком много приезжает к писателю. Так до бесконечности. Сосед, схватив Тагора за руку, остановил его и спросил:

– Ты думаешь, действительно заслужил эту премию?

Рабиндранат Тагор промолчал, так как видел, что сосед настроен на ссору и знал, что любой ответ выведет его из себя.

– Нет, ты скажи, – настаивал сосед, уставившись своими выпуклыми покрасневшими глазами в глаза писателя, – Если ты учишь других испытывать любовь ко всем живым существам, то сам должен всех любить, иначе ты лжец. А лжец недостоин премии. Так ведь?

Тагор молчал.

– Я не вижу в твоих глазах любви к себе. Ты любишь меня или все тобой написанное – ложь?

– Я очень устал и ужасно хочу спать, – наконец ответил писатель. – Приходи завтра, и мы обо всем поговорим.

Сосед неохотно разжал пальцы, стискивавшие руку писателя, и тот зашел в свой дом.

После короткого сна, перед восходом Солнца Тагор пошел на берег Ганга, чтобы окунуться в водах священной реки. Путь проходил через пустырь, заваленный грудами мусора. Прошедший ночью дождь залил тропку, приходилось обходить лужи и расползшуюся повсюду грязь. Окунувшись в реке, писатель сел медитировать.

Когда первый луч восходящего Солнца коснулся его ресниц, он открыл глаза. Вся река была залита светом, бесчисленные солнечные блики играли на ее поверхности. Воздух был наполнен пением птиц, жужжанием пчел. Все вокруг приветствовало дневное светило. Некоторое время писатель сидел молча, впитывая в себя красоту окружающего мира, потом встал, с благоговением поклонился Солнцу, реке, небу, сложил в чехол коврик для медитации и отправился в обратный путь. Но что это? Теперь в каждой капельке росы, в каждой луже его приветствовало Солнце. Неожиданно, он вспомнил соседа. И на него вдруг снизошло. Все, что мы говорим и делаем хорошего или плохого, мелко и несущественно в сравнении с той огромной Божественной любовью, которая единственная неизменна, из которой все проистекает, и в которой все заканчивается. Даже в самом гнусном разбойнике отражается Солнце, только не надо, увлекаемому эмоциями, забывать об этом.

Сосед уже поджидал Тагора возле садовой калитки. Он медленно, с презрительной ухмылкой поднял на писателя свои налитые кровью глаза:

– Ну, что?

Рабиндранат Тагор обнял его, прижал к груди, отдавая этому несчастному, всеми нелюбимому человеку, тепло своего сердца и спустя некоторое время, отстранившись, сказал:

– Я люблю тебя и благодарю судьбу за то, что ты есть. Прости за прошлое.

И тут произошло нечто неожиданное – из глаз соседа вдруг брызнули слезы. Он уткнулся лицом в грудь писателя. Так, обнявшись, они еще долго стояли возле распахнутой калитки.