Пересмешники (СИ)

– Не думаю, что стоит продолжать допрос, потому что это будет оскорблением. Не для него. Для всех. Для тебя, Келли. И для тебя, Лила. И для тебя, Паркер. Это оскорбило бы любого мужчину и женщину этой академии, этой страны и мира. Обсуждать при всех взаимные отношения Алекс с ее парнем, что они делают, решать за них, как к этому относиться – когда они вместе в ее комнате или в кафе с мороженым – это подло. Это низко. Этому нет здесь места. Это уничтожает весь прогресс, который сделали мы, как женщины и мужчины, которые знают, что правильно, а что нет, которые верят, что нет значит нет, которые верят в то, что вся близость должна быть по взаимному согласию. Упоминать настоящие и взаимные отношения Алекс с Мартином и пытаться намекнуть, что они связаны с тем, что случилось в январе в комнате Картера Хатчинсона против ее желаний, против ее воли, неуместно. Быть с Мартином – выбор, который Алекс сделала по своей воле. Быть с Картером – не выбор. У нее не было выбора. Я прошу вас не связывать это с произошедшим в ночь, когда Картер изнасиловал Алекс.

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ТРЕТЬЯ

Вдох, выдох

Мартина отпустили. Я не знала, ушел ли он на пост у двери, или Эми куда–то – в тюрьму Пересмешников? – прогнала его.

Кевин вызвал третьего и последнего свидетеля. Картер поднялся у стола. Он был в белой рубашке в синюю полоску, зеленом галстуке и штанах со стрелками. Его белые волосы были зализаны назад.

– Проясним ситуацию, – начал Кевин. – Как начался тот январский вечер, Картер? Тот, когда ты встретил Алекс?

Словно мы могли обсуждать другую ночь.

– Эм, он начался в библиотеке…

Я тихо кашлянула, скрывая смешок. Он издевался.

– Я готовился к уроку испанского.

Я постучала Майю по ноге и шепнула ей:

– Он врет…

Она зашипела, не дав мне продолжить, потому что следующим утром он говорил, что еще даже не начинал домашку. Он был на тренировке по водному поло перед нашей встречей.

– А потом я вернулся в свою комнату и, кхм, позвонил маме, чтобы рассказать, как дела на уроках. И чтобы узнать, как она, ведь она болела на каникулах.

Они не понимали, что он врал? Не видели его насквозь, как я?

– После разговора с мамой я пошел с друзьями в клуб. Там я заказал содовую, ведь выпивать мне нельзя. Ни там, ни где–то еще. Мне всего семнадцать.

Кевин задумчиво кивал, словно Картер был примерным учеником, образцом добродетели.

– В семнадцать пить нельзя, – заявил Кевин.

Спасибо за уточнение, придурок.

Я снова постучала Майю по ноге, словно спрашивая, что делать дальше? Она покачала головой, прося меня молчать. Я подавила желание прикрыть глаза руками, потому что тогда смотрела бы на все сквозь пальцы, как в фильме ужасов, каким все это и было.

Картер, белый рыцарь, как ему казалось, продолжал:

– И тогда я встретил Алекс. Помню, как я думал, какая она милая, – сказал он с застенчивым, почти влюбленным видом, напоминая щенка. – И я подошел к ней и представился. Она пожала мою руку и улыбнулась. Она была очень остроумной, и мы обсуждали, как нам нравится группа.

Давайте притворимся, что я была трезвой всю ночь. Потому что он забыл упомянуть, как я чуть не врезалась в него в пьяном состоянии. Он продолжал в таком духе, описывая, как покинул клуб, отправился в общежитие Сандипа, сыграл в Круг смерти, заявляя, что пил там только апельсиновый сок. И он описал наш поцелуй в общей комнате, словно краснеющий джентльмен, пораженный моей красотой.

– А потом ты ушел в свое общежитие? – спросил Кевин.

– Да. Алекс сказала, что хотела туда.

Я повернула голову к Майе. Я просила ее взглядом сделать что–нибудь.

– Протестую! – завопила она, вставая.

Келли посмотрела на Майю.

– Да?

– Его сторона ошибается, – заявила Майя. – Вы уже слышали от Алекс, что это была его идея.

– Можешь сесть, Майя, – сказала ей Келли. – Мы слушаем его сторону истории.

– Можешь рассказать, что происходило в твоей комнате? – спросил Кевин у Картера.

– Мы еще немного целовались, а потом… – Картер замолчал, сильно краснея.

– Да? – мягко спросил Кевин.

– Мы добрались до кровати и раздели друг друга.

Моя голова гудела. Я злилась, и вена, которую я презирала, пылала.

– И она легла на мою кровать, притянула меня к себе, и я надел презерватив, чтобы заняться любовью…

Я громко кашлянула, не стараясь прикрыться. Картер замолчал и посмотрел на меня впервые – как и все – из–за моего кашля.

– Мы не занимались любовью, – процедила я. Плевать, что не моя очередь говорить.

– Занимались, – сказал Картер, глядя на меня. – Мне так казалось, – он прижал ладонь к груди и вздохнул.

Огонь во мне разгорался сильнее, покрывал мое тело и кожу, я пылала изнутри и снаружи.

– А потом мы уснули. Она уснула в моих руках.

Я закрыла глаза, чтобы не видеть, а только слышать ложь.

– И я уснул на два или три часа, – продолжил он. – Когда я проснулся и посмотрел на часы, было около половины четвертого. И она целовала меня.

– Я не целовала тебя! – закричала я, широко открыв глаза.

Он снова робко на меня посмотрел.