Пересмешники (СИ)

– Конечно. Но почему просто не встретиться тут?

– Там тихо. И там забронировано для футбола, так что больше никто не может ее использовать.

– Но она – не капитан футбольной команды Фемиды.

– Она была капитаном. Она превосходит нынешних капитанов, если хочет использовать Комнату капитанов.

– Еще одно непонятное, – сказала я, бросая испорченные вещи с ночи в мешок грязного белья и надевая халат. – Я сначала в душ, – сказала я и пошла в ванную.

Я включила воду горячее обычного. Почти кипяток жалил кожу, но я не отходила. Я стояла под водой, закрыла глаза и представляла розовые пятна, появляющиеся на моей коже. Я подняла лицо к горячему пару, и вода застучала по моему лицу. А потом я развернулась, ощущая жар на волосах, спине и ногах. Я несколько раз нанесла шампунь и мыло и закончила, чистая и розовая.

Я вернулась в комнату и надела чистую одежду, высушила быстро волосы феном, пока Т.С. ерзала, готовая отправляться. Я стянула почти сухие волосы в хвост и надела кепку. Я напоминала лобстера в зеркале, но это было лучше, чем то, как я выглядела раньше.

– Идем, пока коридоры не стали людными, и никто не захотел поболтать, – сказала она.

– Я не хочу столкнуться с Картером. Он может быть в спорткомплексе.

– Сегодня нет тренировки водного поло.

– И? Он может быть как ты, заниматься дополнительно.

– Если бы он был как я, я бы лучше его знала. И бассейн в отдельном здании, так что идем, – она открыла дверь.

– Я не хочу увидеть Натали. Она была на стадионе до этого. Она видела, как я шла в общежитие, и поняла, что что–то не так. Она ехидно отпустила замечание насчет моей одежды.

– Натали Моретти? – Т.С. фыркнула, закрывая за нами дверь.

– Да, Амазонка.

– Просто бегунья. И что?

– Ты теперь презираешь других спортсменок? – спросила я, пока мы спускались по задней лестнице. Порой Т.С. так делала. У нее была своя система иерархии для спортсменов и команд. Главное не задевать ее, иначе она будет говорить день и ночь.

– Бег – это просто скорость. В футболе важны скорость, навыки и форма.

Я же говорила…

– Кстати о футболе, – начала я, – вернемся к моей сестре. Зачем ты позвала ее? Зачем она придет? Почему мы встречаемся тайно?

– Мы не встречаемся тайно, – заявила Т.С., открывая заднюю дверь. По нам ударил холодный воздух.

– Встреча в Комнате капитанов довольно скрытная. Что такое, Т.С.? – я хотела даже назвать ее настоящим именем, но помнила об обещании.

– Ничего, – сухо сказала она.

– Тогда откуда такая спешка?

– Поговорим пока о другом, – сказала Т.С., мы пошли по двору к спорткомплексу. – Например, о нашем весеннем проекте. Я уже догадываюсь, что буду делать.

Я сдалась, зная, что проиграла.

– Что ты будешь делать? – спросила я, мы миновали Макгрегор–холл.

– Стереотипы. Я писала об этом в блоге. Даже говорила об этом с Кейси прошлой ночью.

– О блоге?

– О весеннем проекте про стереотипы. Есть ли в них правда. Когда на них можно полагаться, а когда нет.

– И твой вывод?

– Я думаю, что они на чем–то основаны. Они начинаются с крупицы правды. И начинают жить сами.

Я представила, как стереотип встал с кровати, потянул руки и спину, стал больше, словно вырос за миг.

– Как твой стереотип о бегуньях. Что думает Кейси? В них что–то есть? – мои руки замерзали, и я сунула их в карманы, жалея, что не взяла перчатки.

Т.С. покачала головой.

– Нет, она говорит, что стереотипы ошибаются. И ведут к непоправимому ущербу. Я думаю, что они основаны на правде, и нам нужно понимать правду, но порой ломать их. И я решила вежливо не согласиться с Кейси.

– Какие мы вежливые, – отметила я.

– Что ты будешь делать? – спросила она, словно не знала.

– Ты знаешь! Мы это уже обсуждали.

– Я шучу. Я знаю, что ты планировала это с начала года, – сказала Т.С.

Она была права. Я планировала сделать проект по Девятой симфонии Бетховена, любви всей моей жизни. «Ода к радости» – самая известная часть из нее, первое, что я научилась играть. Эта музыка была частью меня, и я бы умерла без нее. Я бы играла ее аккордеоне, слушала на дешевом проигрывателе, если бы не оставалось других вариантов. Я бы насвистывала ее, если бы все инструменты на земле были разбиты.

Ирония была в том, что Бетховен ударил всех пианистов по лицу Девятой симфонией. Там не было части для пианино. Трубы, гобои попали в величайшую симфонию, а пианино – нет. Но потом венгерский композитор Ференц Лист перевел работу Бетховена для пианино. Я уже за это любила Ференца Листа. Так что я собиралась посвятить проект Девятой симфонии. Но возле гимназии во рту словно появилась грязь, пока я думала о нотах «Оды к радости», Потому что моя песня вдруг напомнила мне о Картере. Я слышала ее в его комнате.

– Тебе нравится эта песня, да?

– Хм? – сонно спросила я.

– Ты говорила, что это твоя любимая часть музыки. У меня есть на Айподе из саундтрека к «Крепкому орешку». Я хочу включить ее для тебя.