– Романы – это твоё, – усмехнулся Николай Алексеевич. – Твоё, как видно, и в прямом и переносном смысле. Но, – он отвёл жестом попытку возразить, – знаю, что скажешь, знаю, мол, не испытав роман, роман не напишешь. Так я сегодня, наверное, впервые и не порицаю. Твои книги впереди. Ну а то, что сейчас творится – переживай или не переживай – всё идёт по Закону Времени, существующему вечно, но озвученному Пушкиным полтора столетия назад, точнее, не озвученному, а зашифрованному им и в его произведениях и научных работах, о коих мы и не подозревали. Ты слышал хоть что-то о Пушкинской философической таблице «Россия – не Европа». Она составлена на основании исторической модели «Ритмы революционных переходов в России».
– Нет…
– Вот и я не слышал, а вот твой знакомец Афанасий Петрович Ивлев заезжал ко мне, пока ты по санаториям шатался, и кое-что рассказал…
– Да, да… Припоминаю. Ты говорил, что он был у тебя.
– И много важного рассказал, очень много. В годы революции ему довелось встречаться с интереснейшими людьми, просто уникальными людьми, причастными к тайному архиву Пушкина. К его хранению…
– Не понял… К какому архиву?
– Подробности Ивлев тебе сам поведает, а я вот только что хотел сказать. Всё, что произошло, должно было произойти по Закону Времени.
Николай Алексеевич рассказал вкратце то, что услышал от Афанасия Петрович Ивлева, рассказал, что Горбачев начал перестройку на спаде активности, перед самой большой усталостью народа 1988-1993 годов. Кроме того, пик этой усталости приходился на 1990-1991, период, который, например, в средневековье соответствовал временам разгула инквизиции, или “временам Сатаны”. Перестройка затянулась, потому что потребовала от народа слишком много усилий, когда он очень устал. Если бы преобразования начались на взлёте, возможно, всё прошло бы быстрее и легче.
– Что же получается? Вот эта самая революция была неизбежна?
– Неизбежно возрождение России и вступления её в «век сияния Руси», в золотой век. А вот от того, кто возглавит этот процесс и как проведёт его, будет зависеть мера кровавости революционного перехода. Возглавили подонки – это их грех. Наперегонки докладывали американским президентам, что сделали для ослабления Советского Союза и спасения Соединённых штатов. Ведь штаты должны были вот-вот рухнуть. Весь Запад стоял на краю пропасти. И Горбачёв спешил спасти их за счёт ресурсов России.
– Значит, всё бесполезно?
– Нет у нас сейчас лидера, который бы возглавил путь к возрождению. Ни духовного нет, ни политического. Два клана сразились – горбачёвский и ельцинский. Кто бы ни победил, все для России плохо. Как можно идти в бой без командира? Может дивизия воевать без командира?
– Не знаю, – усмехнулся Дмитрий Теремрин, – Дивизией не командовал, а батальон точно не может.
– Не сразу, но всё переломится. Русский народ выдвинет из своих рядов лидера. Он придёт внезапно и спасёт Россию от полного развала и уничтожения. Сейчас у нас как февраль семнадцатого… Промежуточный шаг на пути назад. Помнишь ведь… После февраля пришёл октябрь семнадцатого. Это был шаг вперёд. А сейчас уже установилось двоевластие, только если в семнадцатом были большевики, которые радели за Россию, то теперь обе власти порочны. Они ещё поборются между собой, продолжат перестрелку, словом, поиграют жизнями людей.
– Но может всё же наведут порядок гэкачеписты?
– Ладно, не буду давать прогнозы. Езжай по своим делам, а то опоздаешь. Жалко одно – людей напрасно погубят ради своих политических игр.
От отца Теремрин сразу проехал в редакцию, ну и застал этакую сцену сборов. Удивительно то, что спустя два года и чуть больше месяца, он снова оказался в том же кабинете и тот же приятель стал звать его защищать теперь уже белый дом от Ельцина и его клики.
– Постой, ты ж в прошлый раз меня звал защищать Ельцина.
– А, он предатель, гад.., – ну и далее непечатно.
– Ну так я ж тогда предупреждал, – усмехнулся Теремрин.
Но в тот день Теремрин ещё не знал, что и к его приятелю придёт понимание. Пока был август 1991-го и в эфире стоял треск неимоверный.
Возвращаясь из поездки Теремрин слушал другие сообщения. Автомобильный радиоприёмника доносил визгливо-подобострастные слова комментатора: «Члены «ГКЧП» арестованы», «Демократия восстановлена», «У Белого дома» радостные Москвичи». Средства массовой информации спешили заработать себе дивиденды, изображая преданность будущему режиму.
«Как они попали в США? – машинально подумал Теремрин и тут же вспомнил, что демократические обезьяны униженно зовут Дом правительства Белым Домом на манер исчадия зла, стоящего за океаном, того исчадия, из которого планируются все злобные выпады против России, да и не только против России, но и против всего мира, хотя против России всё-таки в первую очередь.
«А некоторые наши холуи в погонах ещё и Третий дом Министерства обороны звали пентагоном», – подумал он.