Перестрелка на ранчо Брендона Хейза

– Хорошо. План такой: нам нужен стол. Брендон, тот, что стоит у вас в гостинной прекрасно подойдет. Притащим его сюда и аккуратно положим на него Кимберли, – доктор Уитакер посмотрел на нее. Та с трудом пыталась не разрыдаться, дыхание было тяжелым. – Я дам вам эфир и хинин. Первый притупит боль, а второй поможет снять жар. Эфир на некоторое время введет вас в сонное состояние, но вы все равно будете в сознании, поэтому, если у вас в доме есть какое-нибудь виски, выпейте, не помешает. Судя по изменившейся коже, мне придется резать выше колена. С помощью медицинской пилы я ампутирую пораженную конечность, обработаю рану карболовой кислотой и прижгу ее утюгом. На словах все выглядит просто, но ампутация – серьезная операция, поэтому вам, мистер Хейз, придется со всех сил удерживать свою супругу в нужном мне положении, а вам Кимберли… стоит подготовиться. Будет очень больно и… немного шумно.

После услышанного, Кимберли пыталась не потерять сознание, ведь прекрасно понимала, что уже завтра может проснуться инвалидом. Она подумала о Камилле, которая и не подозревала о том, что в скором времени произойдет. А что на счет Брендона? Как он с этим справится? Мысли вдруг перемешались. Кимберли закрыла глаза и стиснула зубы, дабы не дать волю очередному приступу истерики.

– Что ж, – доктор Уитакер вздохнул, – удачи нам всем.

Импровизированный операционный стол, который до этого момента принимал немногочисленных гостей семьи Хейзов, уже стоял в их спальне. Они сделали все максимально тихо, дабы ненароком не разбудить Камиллу, после чего Брендон решил пойти к ней. Комната дочери находилась в другом конце коридора. Он хотел перепроверить, спит ли она, потому что боялся не только за жизнь Кимберли, но и за дочь, мысленно умоляя Господа, чтобы та крепко спала и не услышала того, что будет твориться здесь, в злополучной спальне, которая сейчас выглядела, как настоящая операционная.

И пока Брендон закрывал дверь в комнату Камиллы (та сладко спала в обнимку с любимой куклой), доктор уже успел напичкать Кимберли нужными препаратами, и принялся разбираться с утюгом. Заметил вошедшего в спальню Брендона, еще немного повозился с техникой, хлопнул в ладоши и с уверенностью произнес:

– Мы готовы начать.

– Ким?

Кимберли неохотно кивнула в ответ, но ведь и выбора у нее не было. «Либо под нож, – думала она, – либо медленная смерть». Эта мысль ее окончательно добила. Она не выдержала накопившихся слез и разрыдалась, прикрывая рот рукой.

Брендон отказался от помощи доктора и самолично взял на руки Кимберли, аккуратно положил ее на стол, поцеловал в потный лоб и прошептал:

– Успокойся, малыш. Все будет хорошо, обещаю.

Кимберли ничего не ответила, эфир пришел в действие, и в этот момент вмешался доктор Уитакер. Из карманчика своего чемодана он достал продолговатый деревянный брусок и протянул его пациентке.

– Зажмите это в зубах и попытайтесь не проглотить до конца операции.

По мнению доктора, шутка в конце должна была приободрить ее и Брендона, но никто не засмеялся. Кимберли с огромной силой зажала зубами брусок.

– Так, хорошо, – пробормотал доктор Уитакер. – Брендон, от вас требуется следующее: прижмите обе ее руки к столу и попытайтесь как-то навалиться на здоровую ногу. Это должно помочь нам нивелировать болевые судороги и лишние телодвижения.

– Хорошо, док.

– Все готовы?

– Начинай уже, я держу!

Кимберли внезапно что-то сказала, но разобрать смысл было сложно. Брендон вынул брусок изо рта и переспросил жену.

– Держи меня крепче, милый, – сонно ответила она. Эфир вперемешку с виски давали о себе знать. – Держи меня крепче.

Это заставило Брендона улыбнуться. Он с тревожной улыбкой на лице вернул брусок на место, Кимберли снова крепко стиснула зубы, а доктор взялся за пилу. Операция началась.

Доктор Уитакер не соврал на счет того, что процесс ампутации будет очень сложным, не соврал он и про дикую боль. Ложь пришлась на другое: шум. Ведь в комнате (да что уж там, – во всем доме) было не просто шумно. От стенки к стенке по всему дому отбивался настоящий рев из приглушенных всхлипываний и стонов, которые сквозь брусок выплескивала Кимберли с каждым движением острых лезвий пилы по живой плоти.

Брендон весь вспотел, а Кимберли в свою очередь в буквальном смысле захлебывалась от адской боли и неистово ворочалась на столе: трясла здоровой ногой; телом резко вздымалась вверх, а при обратном падении билась спиной об поверхность стола. За пару минут от начала жуткой операции она несколько раз находилась на грани потери сознания. В такие моменты ей казалось, что если она хоть на секунду закроет глаза, то уже никогда не увидит ни Брендона, ни свою маленькую дочь.