Перестрелка Шарпа

Они свернули направо, ведя усталых лошадей по покрытой травой долине, которая действительно вела на север. Затем земля пошла в гору и Пелетерье покрылся испариной, так как сотня всадников достигла места, которое было идеально для засады и в свете луны земля, покрытая серыми булыжниками, могла скрывать сотни партизан, но все обошлось.

Он остановил лошадь только на южной стороне гребня, передал поводья сержанту, спешился и забрался пешком на вершину, откуда мог осмотреть окрестности.

Спокойствие. Все, что он мог увидеть — это спокойствие. Широкое пространство, залитое лунным светом, хотя уже наступал рассвет, и в отблесках рассвета он смог разглядеть сияние реки, черноту деревьев, светлую полосу дороги и темные очертания форта. Никакой стрельбы оттуда не доносилось, и на какой-то миг Пелетерье понадеялся, что Сан-Мигель остался незащищенным, но он отогнал эту мысль и сделал еще несколько шагов вперед и подумал, что Бог все-таки существует. Бог существует, и он определенно француз, ибо Пелетерье увидел ответвление холма, которое могло укрыть его людей на всем пути от вершины холма к подножию, а там он будет укрыт от гарнизона Сан-Мигеля оливковой рощей. Он отошел назад от вершины, спустился и вернулся к колонне.

— Зарядите пистолеты, но не взводите курки. Слышите меня? Зарядить, но не взводить. Если кто-то выстрелит, прежде чем мы дойдем до моста то я лично его утоплю, предварительно кастрировав. Понятно вам? Оторву ему яйца!

Он наблюдал, как его люди заряжают длинноствольные пистолеты. Оружие было не очень точным, но на близком расстоянии таким же смертоносным, как и мушкет.

— Мы должны очень тихо спуститься с холма. Очень тихо! Спустимся как утренний туман и остановимся среди деревьев. Пойдем медленно, поняли меня? Никому не чихать! Кто чихнет — отрежу яйца тупым ножом. До последней минуты не станем атаковать, а когда дойдем до моста, то убьем всех, кто там окажется. А если облажаетесь, то я лично откушу вам яйца.

Гусары оскалились. Пелетерье им нравился, он был храбр и приводил их к победе много раз. И был готов сделать это еще раз.

Уже наступал рассвет, а с холмов не донеслось ни единого предупредительного выстрела.

Шарп чувствовал огромную усталость. Это нервы, думал он. Нервы, натянутые как кожа барабана. Что это за солдат, если у него нервы? Черт возьми, думал он, может я действительно недостоин быть командиром?

Он подошел к западной стене и нагнулся через нее, чтобы посмотреть на баррикаду на мосту. Он видел, что все его люди проснулись, все на посту, ведь рассвет — самое опасное время.

— Все готовы? — крикнул он.

— Блестим как лютики, сэр, — ответил лейтенант Прайс. — Вы что-нибудь видите, сэр?

— Ни хрена, Гарри.

— Это утешает.

Шарп вернулся к северной стене и взглянул на дорогу. Никакого движения. Тихо как в могиле. Последние ночные летучие мыши летали вокруг башни, а чуть ранее он видел сову, влетевшую в дыру в ветхой кладке форта. В остальном все было тихо. Тихо текла река, покрытая туманом. Темнели три опоры моста. Сержант Харпер считал, что видел под мостом большую форель, но Шарп не выделил ему времени для рыбалки. Это нервы, опять подумал он. Сам дергаюсь, и заставляю нервничать остальных.

Тереса поднялась по лестнице из жилого блока. Она зевнула, положила руку Шарпу на локоть.

— Все тихо?

— Да, тишина.

На стене было четыре стрелка. Шарп подумал, что можно было поставить сюда нескольких пехотинцев, но их гладкоствольные мушкеты столь неточны, что с такой высоты принесли бы мало пользы, поэтому он поставил сюда своих стрелков. Он отошел в сторону, чтобы его не слышали.

— Мне кажется, что я запаниковал вчера, — сказал он Тересе.

— Мне так не показалось.

— Я увидел противника там, где его не было, — признался Шарп.

Она сжала его руку.

— По крайней мере ты готов, если они все же появятся.

Он скорчил гримасу.

— Но пока их здесь нет. Они за мили от нас, спят в постелях, а я из-за них провел тут бессонную ночь.

— Ты можешь поспать сегодня, — сказала Тереса.

На востоке уже пылал рассвет, облака отражали первые лучи солнца. Оливковая роща была все еще темна от ночных теней, но солнце уже вставало над холмами, и Шарп должен был распустить роту с постов. Надо дать им отдохнуть, думал он, они это заслужили. Пусть подлатают форму, поспят, или порыбачат.

— Думаю, я вернусь сегодня в Саламанку, — сказала Тереса.

— Покинешь меня?

— Только на день. Хочу навестить Антонию.

Антония была их дочерью. Малышка, которая в любой момент могла стать сиротой, подумал Шарп, ведь оба ее родителя так заняты истреблением лягушатников.

— Если погода будет хорошей, — сказал он, — и лягушатники не придут, ты могла бы привезти ее сюда.

— А почему бы и нет? — произнесла Тереса.

Солнце поднялось над холмами, и Шарп прикрыл глаза от слепящего света. Тени от деревьев протянулись через дорогу, на которой все также не было французов. Маккеон отошел от форта на берег реки и помочился в Тормес.

— Вот тебе и хорошее вино, — мягко сказала Тереса.