Перестройка как русский проект. Советский строй у отечественных мыслителей в изгнании

Еще раз повторяю. Сам по себе факт, что освобождение от фашизма стран Восточной и Центральной Европы не принесло им национальной независимости и свободы, ни в коем случае не принижает подвиг советского солдата, который отдал свою жизнь во имя своей русской победы. Советские солдаты, воевавшие с немцами, не несут никакой моральной и политической ответственности за решения лидеров СССР, которые в своей внешней политике руководствовались не столько национальными интересами, сколько интересами экспорта коммунистической революции.

Мы до сих пор не хотим увидеть и то, что народы советской Прибалтики, которые с оружием в руках во время гражданской войны в России, к примеру, латыши, которые сумели к 1920 году отстоять свободу от своих собственных большевиков, воспринимали «советскую систему» как чужую, навязанную им систему. Вот почему и народы Прибалтики, и народы Восточной Европы в подавляющем большинстве, по крайней мере, в лице значительной части интеллигенции, воспринимали социализм как навязанную им политическую систему. Это медицинский факт и это та правда, о которой не принято говорить в современной, якобы посткоммунистической России.

Разница между народами Прибалтики и нами, русскими, состоит в том, что они больше ценят свободу, чем мы. И самое главное, для них сталинские репрессии по отношению к интеллигенции и бывшим правящим классам являются катастрофой, а для нас всего лишь эпизодом в истории социалистического строительства.

Связав свою судьбу с идеалом коммунизма, Россия на семь десятилетий не только сама себя изолировала от культурного цивилизационного развития, обрекла себя на участь осажденной крепости, которая все свои силы, людские ресурсы тратит на защиту своих социалистических идеалов, но и навязала подобный тип развития странам Восточной и Центральной Европы.

Конечно, СССР объединил судьбу традиционного российского государственного суверенитета с судьбой коммунистической идеи. Тем самым завоевания социализма способствовали сохранению тысячелетней России. Но нельзя не видеть, что идеологизация не только политической жизни страны, но и экономики, само восприятие страны как форпоста мирового социализма, придало гипертрофированный характер нашей военной промышленности, по сути на десятилетия подчинило жизнь людей так называемому «укреплению обороноспособности страны». Но дело в том, что на самом деле речь шла не столько об обороноспособности исторической России, сколько об обороноспособности форпоста мирового социализма. Характерное для Ленина и Троцкого отношение к России прежде всего как к плацдарму наступления на враждебный капиталистический мир сохранялось до начала перестройки Горбачева. Так как в основном мы производили все для «защиты идеалов социализма», у нас не хватало сил производить что-то качественное для жизни. Отсюда и тотальный вечный дефицит, убогая советская легкая промышленность, убогие дороги, нехватка самого необходимого в жизни, и прежде всего лекарств. Лекарства, созданные на основе последних научных разработок, были доступны только в больницах Управления делами ЦК КПСС. Отсюда и скрытая жажда потребительства, характерная для советского человека, которая вырвалась наружу после 1991 года. Нет смысла доказывать, что промышленность, которая создается прежде всего как оборонная, как промышленность осажденной крепости, по определению не может быть конкурентоспособной, ибо она сориентирована не на экономическую эффективность, а на способность создавать оружие. Отсюда и крах всего советского производства в тот момент, когда распался «железный занавес», когда оно оказалось лишено и своей системной основы, и своей системной поддержки.

Как мы видим, идеал коммунизма оказался куда кровожаднее, чем Молох прогресса, который, по словам Герцена, «по мере приближения к нему тружеников вместо награды пятится и, в утешение изнуренным и обреченным на гибель толпам, которые ему кричат: «Обреченные смерти приветствуют тебя!», только и умеет ответить горькой усмешкой, что после их смерти будет прекрасно на земле».[422] Идеал же коммунизма довольно часто не давал своим работникам дожить до смерти, убивая их голодом, надрывным, непосильным трудом. А иногда, как при Сталине, он убивал одних для того, чтобы нагнать страх на других, чтобы они еще больше поверили в его «светлость».