Переступить черту

Полчаса спустя он вышел из номера, по-прежнему не имея на руках никаких доказательств. Если в комнате и были какие-то свидетельства того, что Фостер находился здесь в ночь убийства, то судебные эксперты из УПЛА затерли и затоптали их при осмотре. И все же он надеялся, что, может быть, осталось что-то, помимо показаний экспертизы, что могло бы помочь Фостеру. Джеймс Аллен был проституткой, а проститутки часто ведут дневник. Но вместо маленькой черной записной книжки дневником ему служил, скорее всего, маленький черный сотовый телефон. В информации, полученной через Сото от Али Карима, ничего не говорилось о мобильнике убитого в номере мотеля.

Босх вернулся к окошку регистрации, опять позвонил, и тот же служитель открыл заслонку.

– Я ухожу, – сказал Босх, положив ключ на полочку. – Постель я не трогал, так что ничего не надо перестилать.

– Очень хорошо, спасибо, – ответил служитель и начал закрывать окошко, но Босх придержал заслонку.

– Минутку, – сказал он. – Вы помните человека, который занимал этот номер в марте и был убит?

– Здесь никто не был убит.

– Не здесь. Наверное, не здесь. Его тело нашли в переулке в другом месте. Но жил-то он в шестом номере, и сюда приходила полиция. Его звали Джеймс Аллен. Теперь вспоминаете?

– Нет, здесь он не жил.

– Жил, жил. Понимаете, я думаю, куда делись все его вещи. Полиция взяла кое-что, но все ли?

– Нет, его друзья приходили, они забрали одежду и вещи.

– Друзья? Вы не знаете их имена?

– Нет, здесь без имен.

– Они снимают комнаты, как и он?

– Иногда снимают.

– А сейчас никого из них здесь нет?

– Нет, сейчас нет. Никого нет.

Босх достал блокнот, вырвал листок и написал на нем свое имя и номер телефона.

– Если кто-нибудь из его друзей появится, позвоните мне, и я заплачу вам, – сказал он, протягивая листок служителю.

– Сколько заплатите?

– Пятьдесят баксов.

– А давайте сейчас?

– Нет, после того, как вы позвоните мне.

Босх постучал костяшками пальцев по деревянной полочке, вернулся на стоянку и сел в машину. Прежде чем включить двигатель, он позвонил Холлеру. Тот ответил сразу же.

– Нам надо поговорить, – сказал Босх.

– Забавно. Полчаса не прошло, как я звонил тебе, и было предельно ясно, что ты не хочешь разговаривать со мной.

– Тогда не хотел. Но нам надо обсудить, что делать дальше. Это твоя игра, и я не хочу делать ничего такого, что могло бы испортить твое выступление в суде.

– Не хочешь, чтобы тебя застукали на месте преступления, как в доме убитой?

– Да. Я уже сказал, что это было ошибкой с моей стороны, и я не хочу ее повторять, потому и звоню.

– Удалось что-нибудь выяснить?

– Нет. Надо еще посмотреть в том переулке, а пока ничего нет. Я имею в виду дальнейшие шаги. Или ты сделаешь их в суде, или мне нужно будет что-то предпринять сейчас.

– Звучит очень загадочно. Ты где? Я могу подъехать.

– На бульваре Санта-Моника недалеко от Гауэр-стрит. Нужно еще немного осмотреться здесь.

– Я поеду в твоем направлении. Ты на своем «чероки» классической модели, как ты говоришь?

– Да, на нем.

Закончив разговор, Босх завел двигатель и выехал на Санта-Монику, где внимательно рассмотрел здания по обе стороны четырехполосного бульвара. В них располагались офисы промышленных предприятий, коммерческие конторы и магазины. Неподалеку находилось и несколько киностудий. За цепочкой магазинов возвышалась водонапорная башня студии «Парамаунт». А значит, по соседству были самые разные вспомогательные компании, питающиеся крохами с барского стола, – реквизиторские, костюмерные, пункты проката кинооборудования, а также обычная сеть закусочных, предлагавших фастфуд и бытовые товары. Здесь же была автомойка самообслуживания, а через улицу от нее – вход на кладбище «Голливуд навеки», где хоронят кинозвезд.

Босх удовлетворенно кивнул. Кладбище показалось ему лучшим путем к истине. Там были похоронены многие голливудские знаменитости и первопроходцы кинематографии: Рудольф Валентино, Дуглас Фэрбенкс-младший, Сесил Демилль и Джон Хьюстон. Много лет тому назад Босху довелось расследовать самоубийство на этом кладбище. Некая поклонница Тайрона Пауэра забралась на его склеп и перерезала себе вены. Прежде чем умереть, она умудрилась написать кровью свое имя на могильной плите под именем Пауэра. При этом, как прикинул Босх, она родилась через пять лет после смерти актера. Лишний пример истины, известной многим следователям убойного отдела: понять человека, у которого едет крыша, невозможно.

Босх знал, что кладбище в любом городе страны является центром притяжения людей со странностями. В Голливуде эта тенденция была выражена особенно ярко, так как на могильных плитах здесь были выгравированы имена знаменитостей. А это значило, что кладбище усиленно охраняется и напичкано системами видеонаблюдения. Женщина, покончившая с собой на могиле Пауэра, умирала перед камерами. Однако никто не следил за ними в тот момент, и она истекла кровью.