— Очень, — сказал я немедленно.
— Красивее, чем у Анжелы?
— Гораздо.
— То, что я хотела услышать, — сказала, и опустила майку.
Око за око, зуб за зуб, подумал я. Расстегнул ширинку и вытащил его.
— Красивый, — сказала она. — Красивый.
— Красивей чем у него?
— У кого?
— У твоего магометанина на красной машине.
— Надо получше рассмотреть. На первый взгляд… — Она опустилась перед ним на колени, осторожно потянула его, внимательно и серьезно осмотрела, обернула краем моей рубашки, засунула назад и застегнула ширинку. Умело, лучше, чем я сделал бы это сам. Поднялась и сказала: — Ты победил, по очкам.
Потом сказала, что бар
Но я слишком сильно возбудился и перестал ее понимать.
Потому что он у меня было красивее, чем у того, другого. Из благодарности я хотел поцеловать ее в шею, но она меня оттолкнула.
— Здесь что-то случилось, — сказала она. — Что-то, не имеющее отношения к женщинам.
Я нежно укусил ее в шею.
— Сюда заходил Дракула, знаменитый вампир, с острыми, как у Карамель, клыками. Ты почуяла запах крови его жертв.
Она потянула носом.
— Дерьмом пахнет, — сказала. Оттолкнула меня.
— Это помойка магометан воняет, тех, что рядом живут.
Нехорошо валить вину на соседей, но меня трясло от волнения, и не хотелось вспоминать ни об объекте казни, ни о запахе кишок и газов преступника, приставшем ко мне, его палачу.
Я взял одеколон из кухни и обрызгал комнату.
— Теперь еще хуже, — прокомментировала Юдит.
Морщинки у нее на лбу и в углах рта были темными, словно нарисованными. Я не знал, что еще сказать.
— Отлично, — сказал. И спросил, не мог не спросить о ее магометанине, и она сказала, у него новая машина, серебристый «корвет», который в пять секунд набирает скорость сто километров, а с проколотой шиной можно проехать триста пятьдесят километров, не нужно брать запаску и остается больше места для багажа.
В Бельгии нет.
От нотариуса.
Да. Это задаток, часть суммы, которую ей заплатят за бар
Я не считал. Это… это были ее деньги.
Это были ее деньги.
Потом она ушла. Покинула меня. Все меня покидают. Как муравьи. Нет, не как муравьи. Муравьи, по крайней мере, знают, куда идут. Они встречаются друг с другом, они возвращаются друг к другу. Люди не возвращаются никогда.
Может быть. Помню, как щелкнул металлический замок на ремне, когда она его расстегивала. Нет, это было позже. Много позже. Сначала сказала, что я ей нужен, и я подумал: с чего бы это? Никому и никогда я не был нужен, только таскать ящики, расставлять по полкам переплетные машинки или передвигать столы для принтеров. «Братец, где ящики для папок? Нам они нужны».
Юдит рассказала, что Камилла и нотариус надули ее. Когда она пришла за деньгами, нотариус принялся ей рассказывать, что бар
Да. Конечно.
От огорчения. И от злости. Потому что все изменилось, стало поддельным, неузнаваемым, все скрыто. Потому что я живу в неправильном, перевернутом мире. Потому что она была мне нужна больше, чем я ей, потому, что она меня приласкала, а теперь ее нет.
Почему я кричу?
Я не могу объяснить. Говорят: «Сперва подумай, потом говори». Мама всегда говорила. Но если уж я начну думать, то думаю и думаю дальше, одно цепляется за другое, а когда приходят слова, они уже не те, что я собирался сказать.
Юдит сказала, ей нужны деньги. Срочно. Она проигралась, залезла в долги. Не хотела выдавать того шарлатана на «корвете», который эти долги наделал.