Пересуды

Я был в отчаянии. Вдруг понял, что никого не знаю. Позвонил в магазин «Феликс». Ответил минеер Феликс. Сказал, что пришлет Карлушу. «По какому адресу?» Адреса я не знал, зато его знает Карлуша. Он обещал прислать Карлушу в конце дня, и только потому, что это моя просьба, сказал, он надеется, что я больше никогда не позвоню в рабочее время.

Юдит поднялась. Морщась от боли. Стала, плача, отдирать остатки нейлона. Павлиньи перья на плечах и животе, словно островки красивой, неоконченной татуировки, под ними пузыри.

— Теперь не удастся поехать в Англию, — сказала.

Я рванул ручку входной двери так, что она распахнулась. На площадке стоял магометанин. Он низко поклонился. Турок в сдвинутой на затылок вязаной шапочке.

— Дверь сломалась, — сказал он.

— Я знаю.

— Анжелы нет дома.

— И это я знаю.

— Полицию не надо вызвать?

— Не надо.

Я дал ему десятитысячную банкноту.

Он попятился и, кланяясь, спустился по лестнице.

Я нашел масло от загара, фактор шесть. Но не посмел дотронуться до Юдит.

Надо было что-то делать. Она кричала от боли. Приласкать ее. Лучше боль, чем ничего. Я должен был взять ее, даже если это сто раз запрещено законом и наказывается пожизненно. Пожизненным чувством вины.

Она что-нибудь говорила об Англии? К кому она должна была ехать?

Она едва могла говорить.

Мы сидели друг против друга. Она глотала мои пилюли валиума.

Спросила, похожа ли она на маму. Я сказал, что не был знаком с ее мамой. Только слышал о ней.

— И все-таки похожа, — сказала упрямо.

— О'кей.

— Где была твоя свадьба?

— В мэрии Алегема.

— А где ты провел праздничный вечер? Двенадцатого октября?

— В нескольких кафе, в «Глухаре», в «Дерби», в «Фантазии»… Дальше не помню.

— В баре «Tricky».

— Вряд ли. Не люблю блядей.

— Ты провел ночь в баре «Tricky».

— Кто?

— Ты. И твоя невеста, жена, Алиса. И еще один человек. И этим человеком была Неджма. В тот день Неджма забеременела. В тот день, двенадцатого октября, у нее было три клиента. Один из них был избран. Сладчайший.

— Невозможно.

— В спальне Луи XVI, которую Камилла обставила по фотографиям из «Всеобщей истории искусств»…

Странно. А ведь мне иногда снятся не стаи собак, а роскошная комната, кремовые стены, кровать с балдахином, на которой лежат две женщины. Белая и смуглая. Обе целуют меня. Я им это позволяю. Время летит. А мне все мало. Я ласкаю их, но мне немного неловко. И я говорю с ними тоненьким голоском малыша, каким я говорил до того, как разбился: «Одна женщина у меня из ванильного мороженого, другая — из шоколадного».

Тут Юдит стала умирать. Он кричала так громко, что мне пришлось закрыть ей рот мокрым кухонным полотенцем.

Потом я позвонил в службу помощи, телефон 900, и попросил их найти вас. Потому что вы меня лучше всех знаете.

Минеер Блауте.

Да, Ноэль.

Я, что ли, этот… серийный… серийный… ну, о которых газеты пишут?

А кем еще ты можешь быть?

Я хочу быть собакой, которую уничтожают, если она хоть раз попробует человеческого мяса. Меня нужно уничтожить.

И это все?

Это все.

Послесловие Хьюго Клаус и его роман «Пересуды»

Хьюго Клаус, самый известный в мире фламандец после Тиля Уиленшпигеля, родился в апреле 1929 года в самом знаменитом городе Западной Фландрии, Брюгге. Чтобы родиться в таком городе, надо быть поэтом. И Клаус им стал. А еще — художником, драматургом и режиссером. А еще — переводчиком Сенеки, Шекспира, Марло, Оскара Уайльда, Лорки. А еще — прекрасным прозаиком.

Клаус был блестяще образован, знал не меньше семи иностранных языков, друзья называли его «последним представителем эпохи Ренессанса». Но почти всему, что знал, он выучился сам: школу бросил в пятнадцатилетнем возрасте, год или два обучался в гентской Академии искусств и, наконец, выпустил свой первый роман — в двадцать один год.

За полстолетия творческой жизни Клаус опубликовал 150 книг, их перевели в двадцати странах мира, число переводов перевалило за сотню. Он получил больше 50 литературных премий, не только в Бельгии и Голландии, но и в Америке, Франции, Италии и других европейских странах. Это неудивительно, его книги — мастерски написанные, лишенные малейших признаков «политкорректности» истории о том, что волнует людей во всем мире: об уме и глупости, таланте и бездарности, любви и ненависти, силе и слабости.

Принято считать, что для достижения столь впечатляющих результатов положено много работать. Однако, судя по всему, процесс творчества у Клауса был естественным, как дыхание. Он абсолютно серьезно утверждал, что книги «пишут себя сами». Вдобавок он был компанейским парнем и умел получать удовольствие от жизни. Знал толк в еде и винах, а в жены и любовницы выбирал исключительно длинноногих красавиц (ярчайший пример — юная Сильвия Кристель, «Эммануэль», прожившая с Клаусом почти 7 лет и имевшая от него сына).