«Перец» в гостях у «Крокодила»

Ругая себя за бесхарактерность, Семен Трофимович съедал, все до последней крошки и капли, после чего начинал бороться со сном. Часто сон побеждал еще по дороге на работу, и тогда водителю приходилось, не доехав до конторы полквартала, будить шефа, чтобы не пошатнуть его авторитет перед подчиненными. Досыпал Семен Трофимович в своем похожем на трон кресле с высокой задней спинкой, угол наклона которой регулировался специальным механизмом, как регулируются передние сиденья в легковых автомобилях.

В тот день Вероника Андреевна явно перестаралась. Когда Семен Трофимович дожевывал последний кусок телячьей вырезки, она с торжественным видом достала из электродуховки два шампура с румяными, словно яблоки «джонатан», шашлычками. Семен Трофимович застонал, но уже через минуту позволил уговорить себя попробовать хотя бы один кусочек, а еще через десять минут Вероника Андреевна мыла под кухонным краном оба шампура.

«Отправлю, наверное, ее на курорт, — подумал Семен Трофимович, садясь в кресло и разворачивая свежую газету: после обеда чтение действовало на него как снотворное. — Питаться буду в нашей столовой, поэтому за месяц наверняка килограммов десять сброшу».

Он сразу обратил внимание на крупный заголовок на четвертой странице «Переедание — путь к инфаркту»: известное медсветило агитировало за вегетарианство, убеждая, что каждый съеденный грамм свинины и говядины ускоряет свидание с потусторонним миром.

«Этого еще мне недоставало», — мысленно выругался Семен Трофимович и раздраженно отложил газету. Он шевельнулся в кресле, усаживаясь поудобнее, и вдруг его пронзила острая боль под левой лопаткой. Он испуганно шевельнулся еще раз — боль усилилась.

«Вот и все, — промелькнула мысль, — дожрался».

Сразу припомнилось, как в прошлом месяце умер его товарищ. Накануне они, встретившись, пропустили по рюмашечке коньячка, посудачили о том о сем, а на следующий вечер Семен Трофимович прочел в вечерней городской газете некролог, подписанный группой товарищей. «Интересно, — подумалось глупое, — а как отметят мою кончину: — сообщат в маленькой рамке с глубоким прискорбием или же группа товарищей коротко изложит биографию?»

Семен Трофимович прислушался к себе: под лопаткой уже не покалывало, а ныло неотступно. Он потянулся правой рукой к кнопке, чтобы вызвать секретаршу, но острая боль заставила его замереть.

«Господи, — почти застонал Семен Трофимович, — как все глупо сложилось». Он четко представил себе черный гроб с собственным телом, выставленный в зале заседаний, грустные лица подчиненных.

«А все ли будут грустить? — Он горько улыбнулся. — Глевтяк, наверное, если бы можно было, и на похоронах вытанцовывал, потому что спит и во сне видит себя на моем месте. Никудышный заместитель, давно следовало бы выгнать его в шею, но ведь брат его не последняя спица трестовской номенклатуры — попробуй тронь. Вот станет Глевтяк директором — хана всей конторе. Нет, нужно было бы гнать, — терзал сам себя Семен Трофимович, — гнать, не обращая внимания на родственные связи».

Слинько и Перекатиполе — те, конечно, будут грустить. Потому что никакой новый директор не будет терпеть таких лентяев. А у меня они чувствовали себя, как за каменной стеной. За услужливость их терпел. Действительно, говорить приятные вещи они умели как никто. С одной стороны, понимал, что неискренне говорят, а с другой — приятно.

А Нетудыхате, скажем, по какой причине грустить? Перед порогом вечного небытия нужно признать, что держал я его в черном теле. Несправедливо держал. Опасался, что заметят его, а меня — на заслуженный отдых. Надеялся, что триста лет проживу и все эти триста лет буду руководить. Наруководился! А Нетудыхата действительно мог бы меня заменить. Эх, не пожалела бы судьба еще несколько месяцев жизни — пошел бы в трест, в главк пошел бы. Слыхал, сказал бы, что замену мне ищете? Не нужно искать: вот она, замена, — товарищ Нетудыхата, любите и уважайте, а вот мое заявление на увольнение в связи с уходом на пенсию.

Семен Трофимович тяжело вздохнул.

«Вот так всегда: считаем, что вечные, не задумываемся, какую память о себе оставим. А приходит момент, когда нужно Рубикон перешагнуть, тут только ум да мудрость и появляются».

Семену Трофимовичу стало себя еще более жалко. «Хоть бы зашел кто. Только не Глевтяк и не Слинько с Перекатиполем. Эх, Нетудыхата, Нетудыхата, как мне тебя хочется видеть в свою последнюю минуту!»

Не обращая внимания на боль, он все-таки нажал кнопку звонка. В ту же секунду в кабинет влетела секретарша.