Совершенно тихо. Идут секунды. Люди закрывают лица руками, кто-то плачет. Вагоновожатый и женщина из прохожих, возможно студентка-медичка, стоят на коленях и заглядывают под трамвай. Видны наушники, и странная ритмическая музыка глухо доходит до ближайших зрителей. Вновь прибывающих шепотом вводят в курс: пожилую женщину дважды переехал трамвай. Ой, правда? Ужас. Вагоновожатый и женщина из прохожих, возможно студентка-медичка, ложатся на живот, они видят что-то под трамваем, они пытаются вытащить это. И отшатываются, не веря себе. На рельсах что-то шевелится, и оттуда слышится что-то невероятное, похожее на мат вперемешку с булькающим хохотом. Люди на тротуаре вцепляются друг в дружку и замирают, едва дыша. Это никак не может быть правдой. Вылезает Нина, она озадаченно обводит взглядом толпу, как будто не веря, что это она причина всего переполоха. Она помята и окровавлена, одна рука висит, туфли пропали. Но второй рукой она начинает собирать свои вещи. Студентка-медичка хочет помочь ей подняться на ноги и выяснить, как она себя чувствует, но Нина отвергает эту внезапную благожелательность к себе. Она на четвереньках доползает до ближайшего дома и поднимается, держась за стену. Ее штормит, вот бы они все перестали на меня пялиться, думает Нина. Она выпрямляется, закашливается, харкает кровью и сипло смеется. Улыбка демоническая и ящероподобная, в уголках рта и на шее кровь. Публика единодушно склоняется к версии, что Нина свихнулась, сошла с ума. Она смотрит на Литературный дом и харкает опять. Думаете, схарчили меня? Ха-ха. Это не так легко. Ничего получше у вас нет? Ха-ха. Несите, посмотрим. Я – поэт! Слышите? Поэт! Я поэт!
Она уходит по улице, вой приближающейся сирены гасит все звуки.