Аббас не ответил ему, но когда заметил, что господин Аль-Хусейни не сводит с него глаз, выдавил из себя улыбку довольства и смирения, и почти бессознательно промямлил:
— Всё пройдёт, как будто и не было никогда!
Господин Ридван тоже улыбнулся и повернулся в сторону Хусейна Кирши:
— Приветствую самого разумного парня нашего переулка!… Я буду просить Аллаха направить тебя туда, где сбудутся твои молитвы. С Божьей помощью я увижу тебя на месте отца, как он сам того желает, когда вернусь сюда. Его желания — благо для тебя, и благо для нового, маленького «учителя» Кирши.
Тут Шейх Дервиш прервал своё молчание и сказал, потупив взор:
— Господин Ридван, вспомни обо мне, когда наденешь одежду паломника, и напомни святым из семейства Пророка, что тот, кто любит их, погиб, пленённый любовью к ним, потеряв всё то имущество, которым обладал. Его готовность любить совсем не принесла ему никакой пользы. Но больше всего я хочу пожаловаться им на обращение со мной Госпожи Всех Дам.
Ридван Аль-Хусейни покинул кафе в сопровождении нескольких своих родственников, которые присоединились к нему с намерением поехать вместе до самого Суэца. Господин Ридван свернул в сторону конторы, где обнаружил Салима Алвана, корпевшего над своими бухгалтерскими книгами. Он улыбнулся ему и сказал:
— Я уезжаю; позвольте мне обнять вас на прощание.
Салим Адван в изумлении поднял на него своё увядшее лицо: он знал о его отъезде, но не произвёл ни единого движения. Однако господин Ридван не обратил на его равнодушие никакого внимания — ему было известно о постигшем того несчастье, как и всем остальным в переулке, при этом он отказывался покинуть свой квартал прежде, чем попрощается с ним. Последний же словно почувствовал свою ошибку в этот момент, и в растерянности признал это. Господин Ридван заключил его в объятия, поцеловал и прочитал над ним длинную молитву-благословение. Пробыв у него ещё несколько мгновений, он поднялся и сказал:
— Давайте помолим Аллаха, чтобы Он дал нам возможность совершить хадж вместе в следующем году.
Господин Салим автоматически пробормотал в ответ, даже не осознавая, что говорит:
— Иншалла.
Они обнялись ещё раз, и господин Ридван вернулся к своим спутникам, и все вместе они пошли в начало переулка, где их ждал экипаж, нагруженный чемоданами. Он тепло пожал руки провожающим его и сел в экипаж вместе с остальными спутниками. Экипаж тронулся в сторону квартала Гурийя, провожаемый взглядами людей, а затем свернул на улицу Аль-Азхар.
34
Дядюшка Камил сказал Аббасу Ал-Хулву:
— За наставлениями господина Ридвана нет ничего иного, кроме как искреннего расположения к тебе. Соберись, положись на Аллаха и поезжай. Я же буду тебя ждать — долго ли это будет, или нет. По воле Аллаха ты вернёшься сюда победителем и будешь лучшим среди всех парикмахеров этого квартала.
Аббас сидел на стуле возле лавки с басбусой подле дядюшки Камила и слушал его, не произнося ни слова. Он никому не раскрыл своей новой тайны. Ему и хотелось бы рассказать о том, что беспокоит его, когда господин Ридван Аль-Хусейни давал ему свои наставления, но на миг поколебался, а потом обнаружил, что тот уже обращается не к нему, а к Хусейну Кирше, и потому скоро передумал. Наставление господина Ридвана не прошло зря: Аббас долго думал над ним, однако в воскресенье на него ещё сильнее накатили размышления: после той странной встречи в цветочной лавке прошли сутки, и у него было много времени подумать в тишине и покое. В конце концов он понял, что по-прежнему любит эту девушку, хотя она для него потеряна навеки, и не может сопротивляться желанию отомстить сопернику. Он молча слушал дядюшку Камила, а затем сделал глубокий вздох как человек, отчаявшийся, скованный цепями злого рока. Дядюшка Камил с тревогой спросил его:
— Скажи мне, что ты решил?!
Юноша ответил, поднявшись:
— Я останусь здесь ещё на несколько дней, по крайней мере до воскресенья, а затем положусь на Аллаха.
Дядюшка Камил сочувственно заметил:
— Утешение будет не такой уж трудной задачей, если ты искренне будешь к этому стремиться.
Собираясь уходить, юноша ответил:
— Вы правы!… До свидания.