Перевал Дятлова: загадка гибели свердловских туристов в феврале 1959 года и атомный шпионаж на советском Урале

Уже с самого начала осмысления версии «контролируемой поставки» предположение о наличии рядом с Золотаревым второго человека, связанного с Комитетом, заставляло внимательно приглядеться к тем, кто был найден вместе с ним в овраге. Не вызывало сомнений, что этот «второй» в момент непредсказуемого развития ситуации на склоне Холат-Сяхыл в своих действиях должен был ориентироваться именно на Золотарева. Хотя бы потому, что он знал истинное лицо Семена и понимал, что тот должен быть «всему головой». Это соображение сразу ограничило «вычисление» таинственного «второго» до одного из двух кандидатов — Николая Тибо-Бриньоля и Александра Колеватова. Первый вроде бы отлично подходил на эту роль, прежде всего тем, что подобно Золотареву оказался практически полностью одет, т. е. лучше других готов к неожиданностям. Однако это соображение парировалось другими доводами, полностью его уничтожавшими. Достаточно упомянуть всего один из них, делавший невозможным участие Тибо-Бриньоля в тайной операции КГБ, — Николай происходил из семьи репрессированного, а это означало, что он мог быть потенциально нелоялен к Советской власти и защищавшей ее спецслужбе. Для нас неважно, насколько обоснованно подобное предположение, важно то, что при оценке личности Николая Тибо сотрудниками КГБ этот «минус» перевешивал все его «плюсы».

Оставался Александр Колеватов, но он до поры представлялся этакой «темной лошадкой», о которой и сказать-то особенно нечего. На первый взгляд, обычный студент 4-го курса физико-технического факультета УПИ, потомственный уралец, подобно некоторым другим участникам группы (помимо разве что Семена Золотарева, Георгия Кривонищенко, Рустема Слободина и Юрия Дорошенко). Предполагаемая связь этого человека с КГБ никак не просматривалась, с таким же успехом подозревать можно было любого другого участника похода — и Юрия Дорошенко, и Игоря Дятлова… Однако оценка этого человека сразу становится неоднозначной, если мы вспомним обнаруженные Алексеем Коськиным документы — характеристику на Александра Колеватова и заявление последнего о приеме на 2-й курс свердловского «Политеха».

Это небольшое, казалось бы, открытие позволяет взглянуть на жизненный путь Александра Колеватова совершенно по-новому. Что же мы видим? В 1953 г. 19-летний молодой человек заканчивает Горно-металлургический техникум в Свердловске и по распределению оказывается в Москве. И не просто в Москве, а в одном из самых секретных научно-исследовательских учреждений СССР, созданных в рамках реализации «уранового проекта». Речь идет об организованной в мае 1946 г. в составе 9-го Управления НКВД СССР так называемой лаборатории «Б», ориентированной на создание защиты от ионизирующих излучений. Лаборатория эта, выросшая буквально в течение года до размеров института, размещалась сначала в Челябинске, а после 1949 г. переехала в Челябинск-40… да-да, тот самый «атомный город», где чуть позже работал Георгий Кривонищенко и где в сентябре 1957 г. произошла одна из крупнейших в мире атомных техногенных катастроф. В январе 1953 г. этот безымянный «номерной» институт (п/я № 3394) перевели в Москву, где с течением времени передали в состав Министерства среднего машиностроения и присвоили ничего не говорящее название Всесоюзный научно-исследовательский институт неорганических материалов (переименование имело место в январе 1967 г.). Возглавлял это достойное учреждение с самого момента его создания Александр Константинович Уралец-Кетов, именно его подпись красуется под характеристикой Александра Колеватова, о которой было упомянуто чуть выше.