Мы видели, как вода поднималась до борта лодки. Мы чувствовали стихию в мельчайшей водяной пыли. В тот вечер: за ужином – молчанье; а шторм нес холодный и более привычный воздух. Мой отец всегда с наслаждением доводил свои ошибки до беды. Мать всегда настороженно их ожидала, как угнетенный ждет своего исторического момента. Ежедневно, после шести, я направлял мой велосипед в направлении гостиницы на Флит Стрит, чтобы забрать отца на ужин. Все его друзья были там: одинокие, гордые ирландцы, которые всегда хохотали. Мне было стыдно за него, стыдно звать его домой. Но кем я был тогда – только мальчиком, который узнал любовь ветра; ветра, который дует, куда захочет, невзирая ни на что. Должно быть, я потерял рассудок – вот что сейчас происходит[58].
И опять мы видим, как родитель становится посредником, с помощью которого ребенок постигает таинства стихии: штормящий пенистый океан и страшный ураган. Отец выступает как психопомп, проводник души в царство чудес. Мать дает ощущение защиты – защиты настоящей, но ограничивающей. Таковы разные стороны любви, которые нужны ребенку. И тогда за обеденным столом сталкиваются две формы эроса, а между ними – ребенок. Ураган является метонимией других, более мрачных штормов. Так, ребенку, находящемуся между матерью и отцом, стыдно позвать домой отца, ему стыдно быть посланцем матери. Ребенок интериоризирует именно этот стыд, именно эти воспоминания о растерянности, которую он испытывает, оказавшись между родителями. Он любит их обоих, нуждается в них обоих и одновременно испытывает потребность следовать в русле собственного внутреннего потока, невзирая ни на что. Спустя годы все происходящее будет оценено как трагедия, принесшая значительный урон. А в чем состоит этот урон, – спросим мы? Каково его воздействие? Каков сегодня результат этого воздействия на вас и на тех, кто вас окружает? Но это уже вопросы для других стихотворений.
Пока мы остаемся бессознательными, мы попрежнему будем нести в себе следы печали, гнева или непрожитой жизни своих родителей. Разумеется, стыд мы тоже несем в себе, ибо, если человеку становится стыдно, значит, он ощущает себя причастным к психологическим травмам других людей. В конечном счете мы можем лишь осуждать других за их душевную черствость, что вовсе не означает, что они сразу перестанут причинять вред себе и окружающим. На примере этих трех стихотворений Стефана Данна мы смогли увидеть позитивное и негативное воздействие родительских комплексов. Повторяю: существование комплекса так же неизбежно, как неизбежна индивидуальная история человека. То, что не осознано в прошлом, будет мешать нашему настоящему и определять наше будущее. Ощущение того, как о нас заботятся, самым непосредственным образом влияет на нашу способность заботиться о других. Ощущение, что нам оказывают доверие, непосредственно влияет на нашу способность определять свою жизнь. Критерий того, до какой степени мы можем подвергать риску свои отношения или даже считать их поддерживающими, а не травмирующими, напрямую зависит от уровня осознанности нашего диалога с родительскими комплексами.
Родители большинства из нас сами страдали от эмоциональных травм, а потому не могли удовлетворить наши архетипические потребности в заботе и доверии. Совершая переход через Перевал, очень важно подробно изучить свою личную историю. Мне известно расхожее мнение о том, что психотерапия – это обвинение родителей во всех своих несчастьях. Совсем наоборот: чем более чувствительными мы становимся к хрупкости человеческой психики, тем более мы склонны прощать родителей за их ранимость и способность наносить раны другим. Главное преступление – оставаться бессознательным, и отказ от соучастия в этом преступлении требует болезненных усилий. Какие бы травмы и недостатки мы ни нашли в своей биографии, нам следует стать родителями самим себе.
Естественно, гораздо труднее достичь того, что не активизируется в нас архетипически. Ничего нельзя достичь без огромного риска, ибо человек должен отважиться ступить на пугающую его неизведанную землю. Если я пережил предательство со стороны родителя, то мне будет гораздо сложнее доверять другим и, следовательно, идти на риск при установлении своих отношений с окружающими. Я начну бояться представителей противоположного пола. Я сам стану портить свои отношения с ними, поскольку с самого начала буду совершать неправильный выбор. Не получая подтверждения собственной значимости, я буду бояться неудач, избегать успеха и так программировать свое поведение, чтобы постоянно уклоняться от решения задач, которые ставит передо мной жизнь. Даже если я чувствую отсутствие опоры под ногами, я все равно должен двигаться шаг за шагом, каждый раз понижая планку своих достижений, пока не нащупаю твердую почву.