Суворов, прижав к груди автомат, скатился с крутого откоса к широкому ручью и побежал в сторону от тропы. В этот момент невдалеке разорвался снаряд. Захар упал, больно ударившись о старый, покрытый мхом пень. В ушах звенело. Захар приподнялся и огляделся. Между деревьями мелькали фигуры егерей. Захар нырнул в густой кустарник и стал карабкаться все выше по откосу. Только бы добраться до сержанта Кучеренко! Только бы успеть передать приказ старшего лейтенанта Рокотова на отход… Пулеметные и автоматные очереди перекрещивались над его головой, но он упорно приближался к скалистой выемке, где засели с пулеметом его товарищи.
— Отходить надо, — захлебываясь воздухом, проговорил Захар, добравшись до выемки.
— Да ты шо, сказывся? — удивился Кучеренко. — Така гарна позиция. Мы ж бачили, як фрицы метались по ущелью, як воши на гребешке.
— Егеря прошли у горы Шексы, окружили отряд. Наверное, все ребята погибли. Старший лейтенант приказал вам отходить. — Суворов припал пересохшими губами к фляге, долго пил воду. Облизывая губы, проговорил: — Только отходить некуда. Всюду немцы. Я еле ноги унес. Ребят жалко.
— Ось, кажись, показались, — проговорил Кучеренко. — А ну, хлопцы!
…Даже разгромив отряд и захватив в плен раненого старшего лейтенанта Рокотова, немцы никак не могли прорваться в тыл полка, обороняющего Лесную Щель. Они никак не могли пройти мимо Бычьего Лба, а вернее, мимо лесистого выступа над ущельем, который остался после взрыва скалы. Оттуда, с выступа, их секли пулеметные и автоматные очереди. Егеря прятались за трупы своих солдат, но едва высовывали головы, как с выступа поднималась стрельба.
После каждой неудачной попытки немцы уползали назад и обрушивали на Бычий Лоб мины. Защитники ущелья не видели, откуда бьют немецкие минометы. Они замирали за камнями, и только ефрейтор Кошеваров не отходил от пулемета.
Бойцы потеряли счет времени. Холодный дождь сменялся мокрым снегом. То вдруг очищалось небо от тяжелых туч, и солнце палило вовсю, и от промокшей насквозь одежды валил пар. Именно в такой момент, когда вдруг припекло жаркое горное солнце, пальба неожиданно стихла.
— Эх, в самый раз бы сейчас в затишье патронов нам подбросили, — проговорил Кошеваров, — один неполный диск остался.
— Идут, идут, товарищ ефрейтор! — закричал Каюм Тагиров. — Идут патроны, и гранаты идут! Люди идут!
Он выскочил из каменного укрытия, чтобы помочь поднести боеприпасы.
— Назад! — крикнул Мустафар Залиханов, заметивший на людях немецкие альпинистские куртки. — Назад, Каюм!
Но было поздно. Полоснула автоматная очередь. Каюм упал на камни, уткнувшись головой в гранит.
— Немцы!.. Гады идут! — срывающимся голосом крикнул Залиханов. — Бей их!
— Погоди, Мустафар. Нехай ближе подойдут. Бить-то нам их нечем… — сдерживал Кучеренко. — Стреляй по моей команде.
Короткими перебежками от дерева к дереву приближались гитлеровцы. Кучеренко чувствовал на себе взгляды бойцов, ожидавших его сигнала. Кучеренко взял на мушку ближайшего немца и нажал на курок. Егерь упал. И тут же ударил пулемет Кошеварова. Мустафар помогал Якову Ермолаевичу, действуя вторым номером вместо Каюма Тагирова. Кошеваров бил короткими очередями, экономя патроны. Потеряв несколько человек, егеря уползли назад.
«Неужели атака отбита?..» Но вот снова замелькали в кустах вражеские фигуры. Снова атака. Из-за камней и кустов послышались голоса:
— Рус! Рус! Посмотри назад, там море. Будет буль-буль. Бери ложка, котелок, сдавайся! У нас жирная похлебка и много хлеба! Позади буль-буль!
— А ну-ка, угостим фрицев нашей похлебкой!
Затрещал пулемет, заглушивший голоса егерей, и снова на откос Бычьего Лба обрушились немецкие мины. Взрывы крошили камни, в щепки разносили могучие стволы деревьев.
Мустафар Залиханов, воспользовавшись перерывом между атаками немцев, выполз из каменного укрытия, ужом подобрался к телу Каюма Тагирова и втащил его в укрытие. Четыре пули навылет прошили грудь Каюма. Кошеваров подошел к телу своего друга, накрыл его плащ-палаткой:
— Молочный ведь. Совсем молочный…
— К пулемету, Кошеваров! — окликнул сержант Кучеренко. — Немцы снова пошли в атаку!
— Какой от него толк, от пулемета, — махнул рукой Кошеваров, — патроны кончились.
— Рус! Рус! — опять послышались голоса. — Бери ложка, котелок! Иди к нам!
Кучеренко раздал бойцам последние пять гранат. В диске его автомата еще осталось несколько патронов. Неожиданно к нему обратился Мустафар Залиханов:
— Товарищ сержант, вы с Кошеваровым коммунисты. Прошу принять и меня в коммунисты.
Кучеренко удивленно посмотрел на Мустафара, перевел взгляд на Кошеварова. Тот так же недоуменно смотрел на Залиханова.
— Я могу погибнуть, — продолжал Мустафар, — а фашисты даже мертвых коммунистов боятся. Пусть шакалы знают, что мы и мертвые сильнее их.
— Ну что ж, Мустафар, — проговорил Кошеваров, — не имеем мы вроде партийного права… Маловато нас — двое коммунистов, а Суворов — комсомолец. Но разве мы нарушим устав, если такого бойца в партию примем? Как думаешь, товарищ сержант?