Перевёрнутый полумесяц

— Наши снобы? Они ссылаются на то, что страна испытала господство Франции. Они заладили, что мы унаследовали одну из древнейших культур мира… Черта лысого мы унаследовали, а не культуру! До войны мы тоже особо культурными не были, но зато хоть держались все вместе, потому что почти никто здесь не был настолько богатым, чтобы не понимать бедных. Но вот началась война, каждый из этих очертя голову бросился торговать — делать деньги. Мы захлебнулись ими. Было нас всего-навсегда три миллиона, при этом большая часть жила за океаном, в Северной и Южной Америке. Здесь, в Ливане, нас теперь полтора миллиона. Тот, кто не сумел сделать бизнес, живет, как в средние века, — в земле и на голой земле или бродит по степям со стадом. А кто сделал себе деньги, захотел их еще больше. У кого есть машина «фольксваген», тому необходим «форд». У кого есть «форд», тому подавай «кадиллак». А кто уже имеет «кадиллак», тому надо два «кадиллака». Деньги разобщили нас и властвуют над нами. Эти снобы всегда держатся поближе к тем местам, где можно заработать. С деревенским человеком им и говорить не о чем, они уже стыдятся его. Зато мигом находят общий язык с любым дельцом и трясутся, боясь потерять его благосклонность.

Джо вдруг замолчал, словно испугавшись, что сказал лишнее.

* * *

Ливан, самая маленькая страна Среднего Востока, — крупнейший торговый центр арабского мира. В рамках закона и вне закона — центр торговли и контрабанды. Через свои порты Ливан пропускает транзитом в Сирию, Ирак, Саудовскую Аравию и во все экзотические княжества и шейханаты на побережье Персидского залива в десять раз больше товаров, чем ввозит и вывозит для своих нужд. Эта цифра «в десять раз больше» учтена в статистике. А то, что контрабандисты провозят через неконтролируемые и не поддающиеся контролю границы в пустыне и в море, вообще невозможно учесть. Но достоверно одно: Ливан покупает в три раза больше, чем продает. В любом другом месте это означало бы крах государственной казны. Ав ливанской казне денег от этого становится больше, ибо Ливан платит в окошечко кассы, а получает с черного хода. За нефть, которая течет по его территории из Киркука в Триполи и из Аз-Захрана в Порт-Саид. За транзитные сборы. За подписание четвертого пункта «доктрины Трумэна». За черный реэкспорт всего того, что выпускают фабрики трех частей света. За гашиш. И за девушек. Гашиш растет в долине Бекаа, в центре Ливана; девушек для ливанского импорта и транзита растит половина Европы, Африки и Азии. Только в одном Бейруте в ночных увеселительных заведениях развлекают посетителей десять тысяч таких девушек.

В 1953 году в Ливане было шестнадцать тысяч легковых автомобилей. За четыре года их стало тридцать тысяч. Над бейрутскими пляжами сотнями вырастают шикарные жилые дворцы, которые строят архитекторы Франции, Англии, Италии и Соединенных Штатов. Что из того, что в этих дворцах пустуют восемь тысяч квартир. Дело не в квартирах, дело в торговле недвижимым имуществом.

В Бейруте представлено тридцать авиационных компаний. Днем и ночью реактивные пассажирские самолеты поднимаются в воздух и приземляются на специальном аэродроме, построенном еще в 1951 году, задолго до того, как первый реактивный лайнер вообще поднялся в воздух.

Да, Ливан — это роскошный фасад Ближнего и Среднего Востока, а Бейрут — торговый дом и увеселительное заведение этого фасада. Город распахивает двери перед каждым, кому есть что тратить. И признает каждого, кто умеет удачно покупать и продавать. Трудиться здесь не очень-то принято. Во всем Ливане насчитывается лишь двадцать четыре тысячи промышленных рабочих, то есть около двух процентов всего населения. Эти труженики спрятаны за фасад точно так же, как и сотни тысяч земледельцев и скотоводов-кочевников. Ливану стыдно за них: ведь они могут подпортить ему репутацию.

А Юсуф, из которого в Англии сделали Джо, стыдится за разбогатевших на торговле соотечественников, решающих теперь судьбы его страны. А его ли это страна?

— Если вы полагаете, — говорит Джо, — что эти горы ливанские, то вы глубоко ошибаетесь. Один только Китани — зажиточный старик, — только он один сидит на своих участках и не продает их. Все остальные — слышите? — все остальные распродали эти горы по кускам богатым шейхам со всего Среднего Востока.

Он хотел было сделать глоток из стакана, но, поморщившись, отставил его на край стола.

— Уже теплое, невкусное… А знаете, здесь жизнь напоминает мне вот это теплое виски: дорого и невкусно. По крайней мере для меня. В Англии я полюбил театр, музыку, живопись. А здесь? Недалеко от Бейрута, к северу, сейчас строится второе Монте-Карло, игорный дом высшего класса. Вы даже не представляете, сколько миллионов уже ухлопали на него. А на театр или на концертный зал денег нет. Искусство мы здесь покупаем на время, как покупают автомобиль, холодильник, телевизор. Пригласим «Комеди Франсез» или филадельфийскую филармонию и предоставляем для выступлений кинотеатр или в лучшем случае здание, построенное ЮНЕСКО. Там есть такой универсальный зал заседаний.