Перевернутый полумесяц

Из книг известно, что в 1550 году здесь еще насчитывалось двадцать восемь тысячелетних старцев. (При этом сам собой возникает вопрос, как же удается подсчитать возраст деревьев, когда единственное более или менее точное предположение можно сделать в прозекторской, тогда как наибольший интерес представляют не покойники, а живые экземпляры?) В 1660 году стариков уже было всего двадцать два, в 1696 году их осталось шестнадцать, сегодня их здесь двенадцать. При своем возрасте они вовсе не столь высоки, как можно было ожидать. Самые старые достигают едва тридцати метров. Зато один из них, ствол которого похож на семь связанных вместе цилиндров, имеет в обхвате тринадцать метров и десять сантиметров. Вероятно, это председатель общества Мафусаилов.

А что, если они перестанут быть редкостью?

Вряд ли возможно, чтобы религия прошла мимо кедра и не обратила на него внимания. У древности есть что-то общее с вечностью, у вечности — с богом. Поэтому в Тире и Сидоне финикийцы вырезали из стволов кедра огромные фигуры и поклонялись им как своим божествам.

В 1845 году кедрами заинтересовалась община ливанских христиан-маронитов. Патриарх общины провозгласил кедры деревьями божьими и назначил на август торжественное богослужение, которое с тех пор происходит перед кедрами ежегодно. Главное же — патриарх провозгласил, что никто не смеет повредить на дереве ни одной хвоинки, ибо кедры священны и неприкосновенны. Как видите, религия хоть и редко, но все же бывает полезной. Скажем, когда она проявляет интерес к ботанике, то есть к науке, и вдобавок выполняет обязанности управления по охране памятников…

Глядя на голые склоны вокруг, на унылую горную пустыню, образовавшуюся после уничтожения великолепных кедровых лесов, никак не можешь отделаться от мысли: хорошо бы вновь высадить здесь кедры, чтобы от содеянного ныне будущие поколения получили огромную пользу.

Хорошо бы, но только не в Ливане.

Как раз в то время, когда мы собирались в путь к кедрам, на третьей странице бейрутской «Дейли Стар» появилась статья, зло критиковавшая бесплановую деятельность ливанских учреждений, начиная с градостроительных ведомств и кончая археологическими институтами. «Главная причина этого заключается в стремлении ливанцев любым путем выжать из всего как можно быстрее и как можно больше денег, совершенно не заботясь при этом о будущем», — писал автор статьи.

Мы вспомнили его слова при виде скорбного хора кедров, загнанного за каменную ограду в заповеднике «Кедры». И нет у вас, кедры-горемыки, никакой надежды на то, что кто-нибудь остановит ваше медленное умирание, что вокруг вас, тысячелетних старцев, встанут шеренгами молодые и двинутся маршем вверх, на эти голые склоны…

Это было бы деяние, плоды которого вкусило бы пятое, а то и десятое поколение. Заглядывать так далеко вперед? Не требуйте этого от нынешних ливанцев!

А вдруг, если кедров станет много, в Ливан не станут приезжать туристы? Ведь кедр перестанет быть редкостью…

Восьмидесятилетняя резвушка

Помнят ли в заповеднике «Кедры» о туристах? Разумеется, помнят!

Для них на высоте 1880 метров над уровнем моря построены гостиницы — например, «Гранд отель» (в путеводителе обозначен тремя звездочками — на сто мест), «Монрепо», «Гаага», «Коззи» и другие. Напротив «Гранд отеля» у дороги стоит щит с надписью по-арабски. Для тех, кто арабского не знает, ниже имеется перевод на английский и французский: «SKI LIFT AT 500 METRES ONLY», «LE TELESIEGE A 500 METRES». Или: «Канатная дорога в пятистах метрах».

Если бы подобные щиты, изображающие парня с лыжами на плече, не приглашали любителей лыжного спорта в горы еще на морском побережье и если бы снимки кедров, которые становятся фотогеничными лишь после того, как покроются шапками снега, не были известны нам по открыткам, мы бы просто не поверили, что в этой раскаленной стране люди вообще имеют представление о снеге и морозе! Тем не менее это так, хотя сейчас, в начале ноября, «Кедры» более мертвы, чем кедры за каменной оградой в долине. Летний сезон здесь кончился тридцатого сентября, а зимний начнется за неделю до рождества.

Однако круглый год на огромном развесистом кедре, склонившемся над дорогой и невольно создающем нечто вроде кедровой рекламы, висит прибитый к нему щит с надписями: «SANDWICH, FILM KODAK AND KARTES POSTALES». «Бутерброды, фотопленка фирмы «Кодак» и почтовые открытки».

В то время, когда мы предавались чтению этой вывески, в деревянном домике над рекламным кедром распахнулась дверь, из нее вышла баба-яга в черном габите, колдунья из современных ливанских сказок, и прошамкала нам: «Welcome, gentlemen, you can have a dinner here!» («Добро пожаловать, джентльмены, вы можете здесь пообедать!»)

У нее был острый нос и тощие ноги — вылитая баба-яга!

Мы немного испугались и отправились ужинать в отель, за что и получили по холодному и жесткому бифштексу.