Перевёрнутая чаша. Рассказы

– Я знаю. Поленька, мне нужно все обдумать, мы ведь увидимся, обещай мне, что я не уеду просто так, не попрощавшись с тобой.

– Ты меня удивляешь. Считай это просто приключением, не более того. Считай, что я действовала в интересах своего общества, чтобы привлечь тебя на нашу сторону, заговор это был, похищение века, – она уже откровенно смеялась, распаляясь всё больше, Глеб почувствовал, что у нее начинается просто истерика.

– Успокойся, девочка моя, успокойся, – он встал, вроде ничего, равновесие сохраняется, мягко взял ее руку.

– Глеб, Глеб, господи, почему все так по-дурацки, – она уткнулась в его плечо и зарыдала.

Женские слёзы всегда действовали на Глеба расслабляющим образом. Он начал гладить ее по спине, как маленькую девочку, шепча какие-то незначительные фразы. Господи, как я стар, как мне хочется защитить эту с виду сильную, а на самом деле беззащитную женщину. Кажется, он неожиданно признался ей в любви, умопомрачение какое-то, совершенно фантастическое предположение, что он влюбился. Это просто отцовский инстинкт, не более.

Ведь он все время помогает кому-нибудь, правда, помощь бывает взаимовыгодной. Уж так у него получается, он ищет русскоязычных авторов по всем уголкам своей бывшей родины, затерянные таланты, он помогает почувствовать им, что они нужны, помогает им начать первые шаги в литературе. Конечно, они находят деньги, чтобы напечататься в его альманахе. Ругают его, ох, как ругают. Кем только не называют. Альманах, по мнению критиков, лишь рупор маргиналов и графоманов. А сам он, Глеб, обыкновенный коммерсант.

Как-то он помогал одной талантливой женщине, своей землячке, сделал ей заказ – сделать стихотворный перевод древнееврейских притч. Они много общались, встречались в Петербурге, она сделала прекрасный перевод, но побочным эффектом явилась любовь. Чем более участвуешь в судьбе другого человека, тем более у него может создаться иллюзия, что эта помощь подразумевает нечто большее, чем просто дружба. А поэтессы так чувствительны.… А сейчас он сам попался на удочку – его просят о помощи, он не в состоянии повлиять на ход событий, но хочет помочь. И вот результат – уже готов повесить на себя все заботы этой девочки. А зачем, своих забот не хватает? Нет ведь, стоит он тут, старый дурак, гладит её удивительные шелковистые волосы, подставляет свою видавшие виды жилетку, и всё по Достоевскому «как она страдала», да мало она еще страдала, не успела, она не пряталась по углам, ее не расстреливали, она не голодала.

Интересно, степень страданий как можно определить? С одной стороны, попала неизвестно в какое братство, заморочили мозги всякой ерундой. Правда, слов типа наставник нет в её обиходе. Но они не так много общались. Может, ей тоже внушают, что весь мир скоро рухнет и выжить смогут лишь те, кто занимается своим духовным возрождением, необходимое для посвящения в избранные. Да мало ли что может быть намешано в коктейле, который с жадностью пьют ищущие умы в этой непонятной стране! С другой стороны, тяга к познанию своего «я» всегда была у человечества. Этим нужно просто переболеть. Да, живёт не в самой богатой стране. Но ведь рядом живут миллионы таких, как она, и еще хуже. Этот Джеки, она ведь его не любит. Ну и что, не всем ведь женщинам дается всепоглощающее счастье. Что, что в ней такого, чтобы так безумно влюбиться? Чем больше пытаешься логически что-то объяснить, тем более запутываешься, устало подумал Глеб, отмечая, что рыдания прекратились.

На пороге нарисовался толстенький, самоуверенный, среднего роста брюнет.

– Джеки! – вот актриса, отметил с удовольствием Глеб, практически передавая ее с рук на руки.

– Хелло. Это кто? – он говорил отрывисто, даже как-то суетливо.

– Это Глеб Корнаковский, журналист.

– Ладно. Где твоя машина?

– Надо у этих спросить, – показала рукой Полина на входившего Алексея.

– Машина недалеко, только колеса у неё проколоты, извиняемся, задерживали, – держался он подобострастно, видно было, что ему накрутили хвоста, – У вас трос есть, я помогу прицепить?

– Разберемся, – Джеки уверенно зашагал к своей серебристой «десятке».

– Джеки, скажите, а какой сегодня день? – что это мне на ум взбрело про день спрашивать, параллельно подумал Глеб, усаживаясь в машину на заднее сиденье.

– Вторник.

– Опять вторник, Поленька, помилуй, я устал жить в этом дне!

Джеки подозрительно покосился на Полину, вставляя ключ зажигания. Она попыталась изобразить улыбку, однако получилась кривая такая усмешка, не лишённая двусмысленности. Алексей аккуратно примостился на заднем сиденье. Машина завелась, и он стал показывать дорогу. Выехали из деревушки, машина стояла в стороне от дороги, похоже, кто-то уже осмотрел ее на предмет изъятия деталей. Ладно, хоть не угнали, но видно было, что пробовали. Спасли проколотые шины. Однако магнитола исчезла.

– Работнички! Чёрт бы вас побрал! – Джеки вылез из машины. Он был сама энергичность и деловитость.

– Извиняюсь… – уже совсем жалобно промямлил Алексей.