– Я уже забыла что слышала. Давайте просто прогуляемся. Посмотрите, какой вид у опускающегося солнца. Наверно завтра будет дождь. Я всю войну провела или на перекрёстках в лесу или на открытых всем ветрам пустошах, а красотой начала любоваться тут. Душа спокойна и ей хорошо.
– Согласен, тут красиво. Если завтра будет дождик, я предлагаю взять Валины игрушки, домино и устроить турнир в воон в той беседке. Согласны? Может и ещё кого уговорим.
– Согласна, – я подняла руку и посмотрев на часы, объявила. – Жаль, но пора заканчивать прогулку. Через двадцать минут ужин. Валюша иди к нам, времени только дойти, переодеться и помыть руки.
И мы отправились по своим корпусам. Иван с дочерью ушли к себе, в синий. Я в свой, голубой. Прошла в свою комнату, встала у зеркала и задумалась. С ума можно сойти. Оказывается я не такая в стране вовсе не одна. А сколько ранений в пах наверняка было у молодых пацанов, во время наступлений. Боюсь не сотни, тысячи. И эти уцелевшие ставшие инвалидами вернулись домой после войны. Как им теперь живётся, особенно если про то что с ними сделала война знают многие люди. Не на всякий роток накинешь платок. Трепаться, и сплетничать умели и бабы и мужики. Таким бы людям помочь, но от них порой шарахаются как от прокажённых. Они же не виноваты в своей беде. Стоп. Остановись Виталия. Сейчас пора на ужин, подумать можно будет потом, впереди вечер. Может стоит написать Сталину, проблема-то стоит жизненная и моральная.
Когда я вошла в столовую, Иван с Валей уже застолбили место для меня за своим столиком. Я прошлась по раздаче и присоединилась к ним.
– Время половина девятого, Валя у меня всегда ложится спать в девять, и потому я хочу попросить вас Виталия рассказать ей сказку на ночь, – вдруг обратился ко мне Иван. – Понимаете, я в этом как-то не очень, три сказки которые я знал, я уже давно использовал, может у вас запас больше?
– Н-да, озадачили вы меня, боюсь что и мой ларец со сказками не заполнен полностью. А что, обязательно нужна сказка? Может, сойдёт и песенка?
– Песенка, песенка тоже хорошо. Я люблю песенки, и слушать люблю, и петь тоже, – заявила Валентина.
– Ну и хорошо, значит будет тебе песенка. Доедаем всё и идём к вам.
Мы закончили есть. Я все собрала тарелки на один поднос и унесла всё на стол использованной посуды. Иван взял дочь на руки, и мы отправились к ним в корпус.
Номер у Ивана оказался не в пример шикарнее моего, два окна, отдельная детская кровать, радиоприёмник, своя ванная и туалет. Пожалуй, чин у Ивана точно не сержантский, подумала Виталия. Она присела за стол, и пока Валя переодевалась в ночнушку, успела рассмотреть ребёнка. Нет, она не увидела никаких признаков схожести с девочкой. Худенькое тело, намёков на грудь нет, бёдра нормальные, мальчишеские. Рано? Может потом, её формы как-то изменятся? И почему она не врач? Между тем девочка убежала чистить зубы, отец присел напротив и посмотрев на женщину рядом спросил. – Виталия. Почему вы так остро отреагировали на трагедию, случившуюся с моей дочерью? Я видел, как вы побледнели, и на ваше лицо набежала тень.
– Вы угадали, причина есть, но правду я вам, пожалуй … пока не открою. Да и зачем вам чужие проблемы? Со своими бы разобраться. После войны столько трудностей, у многих жизнь переломана. Хотя при желании, многое можно было бы исправить.
Из ванной прибежала Валя. Виталия дождалась когда девочка заберётся в постель, укроется одеялом и придвинув стул, спросила. – Колыбельную или военный марш?
Та повернулась набок, сложила ладошки под щёку и тихо попросила. – Можно колыбельную. Мне мама такие пела.
– Ну, хорошо, тогда слушай и засыпай.
И действительно, Виталия ещё не закончила петь, а детская рука держащая её палец ослабла, и тихое дыхание спящего ребёнка заполнило комнату.
Иван молча посмотрел на склонившуюся над его ребёнком женщину и показал ей на дверь, мол давай пока выйдем пусть дочь заснёт покрепче.
Они вышли на крыльцо, и Иван закурил.
– Всё таки женщина есть женщина, три минуты и дочь спит. Невероятно.