Перевод с подстрочника

– …чернилами бумага. Грязная бумага, больше ничего.

И прежде чем Печигин успел его остановить, щёлкнул зажигалкой и поднёс её к углу страницы. На лицо его лёг отсвет охватившего тетрадь пламени, оно заметно просветлело. От вида своих сгоравших стихов Владику явно становилось легче.

«А ведь он прав! – с силой внезапного угрюмого откровения подумал Печигин. – Чего стоят все их слова, даже самые лучшие, рядом с тем, что они каждый день видят в телевизоре?! Из-за чего весь сыр-бор? Вся нестерпимо банальная распря со временем? Из-за чего он чувствует себя замурованным в колбе, откуда нет выхода? Из-за слов на бумаге! Да какая разница, так их написать или эдак, если от них всё равно ничего не зависит! Нет, не зря все считают Коньшина самым из них талантливым – он всё делает верно!»

Олег взял пачку своих книжек и пододвинул к догоравшей тетради Коньшина. Тот удовлетворённо засмеялся, видя, что ученик хочет последовать его примеру. Но книги, отсыревшие, пока Печигин нёс их под дождём, не хотели разгораться, не помогала и зажигалка, которую подносили с разных углов. Сборники Олега тлели, но не вспыхивали так радостно и ярко, как тетрадь Владика.

– К-керо-син. В-в к-клад-довке… – вновь стал заикаться Коньшин.

– Где у тебя здесь кладовка?

Коньшин начал было объяснять, но, устав барахтаться в недающихся звуках, поднялся и сам, сильно качаясь, побрёл за керосином. Откуда-то из-за спины Печигина, из дальнего угла старой квартиры, раздался шум, звуки падавших предметов, потом всё стихло. Поджидая Владика, Олег попытался ещё раз поджечь стопку книг зажигалкой, затем откинулся в кресле и стал из-под полуприкрытых век наблюдать за расплывавшимися в воздухе сизыми узорами дыма, в них ему как будто удавалось различить какие-то буквы, складывавшиеся в слова, важный смысл которых вот-вот должен был сделаться ясен…

В комнату, озабоченно что-то ища, вошла Полина. Она открывала и закрывала шкафы, полки, заглядывала в углы, за кресло, где сидел Олег, но его самого упорно не замечала, словно его и не было. Несколько раз прошла мимо него совсем близко, наконец, уже собираясь выходить, всё-таки вернулась, быстро села к нему на колени с тревожным, взволнованным лицом. Пахло от неё не духами, а костром, дымом. От её кожи, от обнявших Олега рук, от всего её тела исходил жар, становившийся всё сильнее. «Да у неё температура, – успел, прежде чем проснуться, подумать Печигин, – она вся горит!»

Наяву горела комната. Полыхали шторы, книжный шкаф, бумажные обои. В первую секунду Печигин даже восхитился: «Не может быть, чтобы такой пожар разгорелся от стопки книжек на полу!» Во вторую – понял, что дело серьёзно. Сколько он спал? Где Коньшин? Судя по тому, что от стихов осталась только кучка пепла, спал он достаточно долго. Хуже всего было то, что дым быстро сгущался, в комнате становилось нечем дышать. Он выскочил наружу – в коридоре тоже был огонь. Квартира была полна старой мебели из ДСП, загоравшейся мгновенно. Пылающие языки обоев, свешиваясь вниз, тянулись к нему со стен. Олег кинулся искать Коньшина: обшарил одну комнату, другую, третью, заглянул в туалет и ванную, уже почти задыхаясь, вывалился на балкон – нигде! Вспомнилось, что Владик собирался идти за выпивкой – значит, ушёл, пока Печигин спал. Пытаться потушить такой пожар в одиночку было бессмысленно. Олег вышел на лестницу, спустился вниз. И только стоя на улице под охлаждавшими разгорячённую кожу каплями дождя и глядя на валивший из окон Коньшина дым, вспомнил про кладовку. Что, если Владик, пойдя за керосином, уснул в ней точно так же, как он сам задремал в кресле? Кинулся наверх и обнаружил, что входную дверь, которую он оставлял открытой, захлопнул сквозняк.

Когда приехали вызванные соседями пожарные, Печигин твердил им, чтобы первым делом посмотрели в кладовке – там может быть уснувший или потерявший сознание хозяин. Где эта кладовка, спросили его. Справа, слева от входа? Он не знал.

Коньшина хоронили через три дня в открытом гробу – он не обгорел. Задохнулся от дыма, даже не проснувшись. К такому выводу, во всяком случае, пришла экспертиза.

Через полгода общими силами издали сборник стихов. Хотели выпустить ещё один и книгу воспоминаний, для которой Печигин в числе прочих написал с десяток страниц, но не смогли набрать денег.