Переводчик Гитлера. Статист на дипломатической сцене

В Мюнхене произошла также небольшая стычка с Чемберленом. Он настойчиво поднимал один вопрос, который в целом не имел большого значения. Он касался передачи Германии чехословацкой общественной собственности на уступаемой территории. Чемберлен настойчиво добивался ответа на вопрос, кто компенсирует чехословацкому правительству стоимость зданий и сооружений, которые перейдут Германии вместе с территорией Судет. Было очевидно, что в этом случае говорит не премьер-министр и политик, а бывший министр финансов и деловой человек. Гитлер становился все более беспокойным. «Эти сооружения и здания построили за счет налогов, уплаченных судетскими немцами, – говорил он со все возрастающим нетерпением, – и поэтому не может быть и речи о возмещении ущерба». Но этого было недостаточно, чтобы удовлетворить Чемберлена в вопросах собственности. Наконец Гитлер взорвался. «Наше время слишком драгоценно, чтобы тратить его на такие банальности!» – крикнул он Чемберлену. Это произошло, когда Чемберлен в довершение всего поднял также вопрос, останется ли и скот на судетской территории или некоторое количество домашнего скота не следует уводить на ту территорию, которая останется от Чехословакии.

Эдуар Даладье (18 июня 1884, Карпантрас, департамент Воклюз, Франция – 11 октября 1970, Париж, там же) – французский политик, государственный деятель, премьер-министр Франции в 1933, 1934, 1938-1940 годах

Во время этих споров между Гитлером, Чемберленом и Даладье меня часто прерывал тот, к кому я обращался, переводя сделанное для него заявление на одном из трех языков конференции – немецком, английском и французском. «Я должен немедленно сказать об этом», – перебивал меня один из них, но каждый раз я просил разрешения закончить перевод, так что остальные участники не упускались из виду. По своему большому опыту проведения конференций я знал, что получается невероятная путаница, если из-за прерванного перевода кто-то из участников больше не может следить за спором. Друзья, наблюдавшие за заседанием Большой четверки через стеклянные двери, рассказывали мне, что когда я добивался того, чтобы мой перевод был услышан, то был похож на школьного учителя, пытающегося навести порядок в недисциплинированном классе. После этого мы стали называть конференции Большой четверки кодовым названием «класс», особенно во время кризиса 1939 года. Даже моя «клиентура», например Геринг, пользовалась этим названием.

После того как Муссолини представил на рассмотрение письменное предложение по решению судетского вопроса, в работе конференции был сделан короткий перерыв на обед примерно до трех часов. Предложение Муссолини было написано по-итальянски, но перевод оказался легким, потому что я уже однажды переводил его с немецкого на французский в Берлине. В то знаменательное утро 28 сентября, за день до конференции, Государственный секретарь Вайцзеккер передал его мне, попросив как можно быстрее перевести на французский, чтобы текст можно было отдать итальянскому послу для передачи Муссолини, чтобы у Риббентропа не было возможности внести изменения. Я был рад вновь ознакомиться с ним здесь в Мюнхене. Хотя на конференции это предложение было представлено как предложение Муссолини, на самом деле оно было составлено Герингом, Нейратом и Вайцзеккером.

После обеда конференция продолжалась без перерыва. Встреча больше не ограничивалась Большой четверкой с их министрами иностранных дел или дипломатическими советниками; постепенно Геринг, Франсуа-Понсе, Гендерсон, Аттолико, фон Вайцзеккер, юрисконсульты, секретари и адъютанты заполнили комнату и образовали плотные ряды публики позади глав правительств, которые сидели в центре. Проект соглашения, предложенный Муссолини, был тем временем переведен на три языка конференции, и на его основе, с несколькими незначительными изменениями, было выработано знаменитое Мюнхенское соглашение, которое и было, наконец, подписано между 2 и 3 часами утра 30 сентября.

Во второй половине дня и вечером переговоры все больше и больше разделялись на несколько отдельных обсуждений, в то время как юристы в своей утомительной манере долго спорили об окончательной формулировке. Во время этих пауз Гитлер несколько раз мило беседовал с Даладье. Он разговаривал и с Чемберленом тоже, но заметно более холодно, чем с Даладье. Однако когда Чемберлен предложил позвонить ему на следующий день, чтобы договориться о разговоре с глазу на глаз, Гитлер с удовольствием согласился. Я также видел, что Муссолини и Чемберлен долго разговаривали, и вспомнил об англо-итальянских соглашениях и об усилиях Чемберлена договориться с Италией.