Переводчик Гитлера

Но все это было бесполезно; чехи для Гитлера были как красная тряпка для быка. В то время я приписывал это его австрийскому прошлому, тогда как теперь связываю его безрассудную ярость по отношению к чехам с теорией, что у самого него текла чешская кровь в жилах. Уже в начале января я слышал, как в Канцелярии поговаривали, что Гитлер решил ликвидировать чешское государство. Я был взволнован этим известием, потому что сам лично во время Судетского кризиса не раз переводил для Чемберлена заверения Гитлера, будто проблема Судет составляет его последнее территориальное требование. Фраза «Нам не нужны чехи», произнесенная во Дворце спорта, все еще звучала у меня в ушах. Гитлер и Чемберлен уверили друг друга, что «полны решимости разобраться и с другими вопросами… путем консультаций».

Если так явно отреклись от Чемберлена, который являлся образцом дружественной политики по отношению к рейху; если этого человека, пользовавшегося большим уважением во всем мире (включая Германию, что я видел своими глазами), поставили в смешное положение, разорвав все обещания, письменные или устные, и с вызовом бросив к его ногам, то день расплаты не мог быть далеким.

Мое понимание истинных намерений Гитлера подтвердило подоплеку кампании в прессе, развязанной против остатков Чехословакии, и объявление независимости Словакии и Западной Украины. Я не удивился, когда за несколько дней до 13 марта узнал, что ввод войск на чешскую территорию был назначен на раннее утро 15 марта.

Гаха и Хвалковский также видели приближение катастрофы, и это была их отчаянная попытка в последнюю минуту спасти свою страну. Они искали встречи с Гитлером, который согласился принять их в Берлине. На вокзале их встретили со всеми почестями, которые положено оказывать главам государств; когда они приехали в Канцелярию, там их приветствовала группа телохранителей СС, а оркестр СС исполнил полковой марш; и последним штрихом иронии судьбы стал обход Гахой почетного караула.

В мрачном кабинете Гитлера реальность ситуации проявилась в этом контрасте еще более разительным образом. Здесь не было места доверительной беседе одного человека с другим. Присутствовало много людей, но Гаха, Хвалковский и остальные, даже Геринг и Риббентроп, были аудиторией, а Гитлер оратором.

Мне приходилось работать с Гитлером и на более длинных заседаниях, чем это, которое длилось почти три четверти часа, и я видел его гораздо более возбужденным, чем на этой встрече с чехами, но никогда не составлял я отчета о более важном по своим последствиям разговоре. На самом деле едва ли это можно было назвать разговором; он состоял скорее из одного длинного обвинения, выдвинутого против чехов Гитлером, который и на этот раз повторил тот же перечень преступлений, которые уже в запальчивости перечислял англичанам и французам. Никакого нового пункта не было добавлено. Ничего не изменилось, утверждал Гитлер, по сравнению с режимом Бенеша? дух Бенеша жив и в новой Чехословакии. Он не имеет в виду, сказал он, что не доверяет Гахе? все в Германии убеждены в его лояльности. Но Германия должна установить протекторат над оставшейся территорией Чехословакии ради безопасности рейха.

Гитлер сказал это с большим жаром? он действительно никогда не мог спокойно говорить о чехах и о Бенеше. Однако в ту ночь между ним и Гахой не произошло тех бурных сцен, которые описывались в зарубежной прессе. Как я уже сказал, мне доводилось видеть Гитлера гораздо более взволнованным по другим случаям? например, во время разговора с сэром Горацием Вильсоном в сентябре 1938 года.

Гаха и Хвалковский сидели, будто обратившись в камень, пока говорил Гитлер. Только по глазам было видно, что они живы. Должно быть, это был чрезвычайно тяжелый удар? узнать из уст Гитлера, что их стране пришел конец. Они выехали из Праги в надежде, что смогут переговорить с Гитлером, но еще до того, как Гаха прошел перед строем почетного караула на берлинском вокзале, посол Праги в Берлине сказал им, что немецкие войска пересекли границу в Остраве. Затем Гахе пришлось сидеть и несколько часов ждать в отеле «Адлон» телефонного звонка из Канцелярии. Наконец, Гитлер принял его в час ночи.

Поразительно, как пожилой человек сохранил самообладание перед Гитлером после такого напряжения. «Вводу немецких войск нельзя воспрепятствовать,? сказал Гитлер.? Если вы хотите избежать кровопролития, лучше сразу же позвонить в Прагу и дать указания вашему министру обороны приказать чешским вооруженным силам не оказывать сопротивления». С этими словами Гитлер закончил разговор.

Однако телефонная линия в Прагу была не в порядке. Нервничающий Риббентроп поручил мне выяснить, кто «нас подвел». Я перевернул все вверх дном в почтовом ведомстве, но лишь получил информацию, что немецкая линия в порядке, а Прага не отвечает.

«Немедленно вызовите ко мне Главного почтмейстера!»? раскричался Риббентроп, багровый от злости. Я удвоил усилия, зная, что неудача в этом деле будет стоить многих жизней.