Перевоплощение

Слева от дивана, у дальней стены находился камин и несколько стульев, образовавших полукруг вокруг маленького деревянного столика. Справа от дивана стены не было, комната переходила в застекленную террасу, где ютился красивый мягкий уголок, трехногий столик со стеклянной столешницей и несколько больших напольных ваз. На стенах гостиной висели картины, большая часть на природную тематику – невероятной красоты закаты и восходы, высокие пики гор, кристально-чистые озера и зеленые леса. В общем, гостям Нэвилов было чем любоваться. И, наверное, не стоило упоминать, что даже в гостиной было более чем достаточно цветов. Цветочный рай Нэвилов был цветочным везде. Даже в туалете. Дэниел в этом уже убедился.

Джессика сидела на диване рядом с Энтони и о чем-то с ним разговаривала. Дэниел прокрался к столику у камина и забрался под него. Некоторое время он наблюдал за парочкой, но те так увлеклись разговором, что, казалось, забыли обо всем на свете. Дэниелу стало скучно, поэтому он скрутился клубком и попытался заснуть. Из-за того что в комнате был Энтони, Дэниелу долго не удавалось это сделать. Ревность – плохая подруга. Если она поселится в сердце, это навсегда. Дэниел искоса поглядывал на Энтони и вместе с этим пытался заснуть. В конце концов, он плюнул на Энтони, закрыл глаза, а в остальном помог алкоголь. Вскоре и Энтони, и Джессика были забыты. Дикие лошади сновидений вырвались на свободу и понесли Дэниела прочь из этого мира.

Глава 22. Зубы и когти мести

В этот раз Дэниел проспал намного дольше, так как когда проснулся, заметил: сознание прояснилось, от недавнего опьянения не осталось и следа. Дэниел поднял голову и окинул взглядом гостиную. Не заметив в комнате Джессики и Энтони, Дэниел вскочил на лапы и бросился вон из гостиной. Страх проник в сознание и заставил метаться в беспорядке мысли. Джессика оставила его и уехала с Энтони. А он остался один, и что самое ужасное, снедаемый ревностью.

«Она не могла меня бросить, – Дэниел выскочил в коридор, остановился, осмотрелся и побежал вверх по лестнице, лелея надежду найти Джессику в ее комнате. – Все они такие. Сначала любят, целуют, к груди прижимают, но для них – это всего лишь игра. Наиграются и бросят, как какую ненужную безделушку. Девушки – самые жестокие существа. Я же знал, что и она такая. Знал!»

Мысли острым ножом резали сознание, заставляя Дэниела испытывать невероятную душевную боль. Слезы бессилия застыли в глазах. Ненависть к Энтони и Джессике сковала его сердце. В груди что-то закололо, но Дэниел не обратил на это внимания. В голове заезженной пластинкой крутилась только одна мысль: «Как она могла…».

Дэниел взлетел на второй этаж, на мгновение замер, пытаясь совладать со сбившимся дыханием, и полетел по коридору дальше. На пороге комнаты Джессики он остановился. Будто гора спала с плеч Дэниела, когда он увидел Джессику. Девушка сидела на стуле за столом и что-то делала за компьютером. Энтони также был здесь, стоял за спиной Джессики, слегка нависнул над ней. Левая рука юноши держала бокал с красным вином, правая – покоилась на спинке стула, на котором сидела Джессика. Бокал красного вина стоял и на столе перед девушкой. Время от времени она протягивала руку к бокалу и отпивала глоток-другой.

Энтони наклонился и что-то прошептал Джессике на ухо. Девушка рассмеялась и повернула голову к юноше. Энтони наклонился и поцеловала Джессику в губы. При виде этой картины Дэниел почувствовал себя ущемленным. Казалось, мир перевернулся, и все напасти холодным душем обрушились на Дэниела. Дэниел ощутил возвращение боли, отступившей едва он увидел Джессику в комнате. Ревность ожила и зарокотала глубоко внутри, будто вулкан ожил после долгой спячки.

Джессика ткнула пальцем в монитор и рассмеялась. Энтони также рассмеялся. Одному Дэниелу было не до смеха. Как будто весь мир ополчился против него. Знать бы еще за что? Понурив голову, Дэниел поплелся к стулу, стоявшему у двери, залез под него, долго умащивался, но, в конце концов, улегся и вперил взгляд в пол. Дэниелу сейчас хотелось одного, оказаться как можно дальше отсюда, лучше посреди Грампианских гор, тех самых, которые он так стремился покинуть. Только вот кто же знал, что оно все так обернется. Как бы там ни было, но там, посреди безлюдных пустошей, никто не резал его сердце тупым ножом любовных мук. Там он был одинок, но его сердце было целым, а не разбитым на сотни маленьких кусочков.