Переворот

— Слабо, — признался Огородников. — Действуем пока разрозненно. Да и сил маловато. А тут вот еще хлеба поспевают, и партизаны один за другим, в одиночку и целыми группами уходят. Управимся, говорят, с уборкой, тогда воротимся и опять будем воевать…

— И вы их отпускаете?

— А куда денешься? Не отпустишь — сами уйдут.

— Ну, а враги как на это смотрят? — поинтересовался Третьяк. — Полковник Хмелевский небось ждет, когда вы хлеб уберете… или не учитывает этого обстоятельства?

Огородников не забыл своего обещания. И на другой день Бергман осмотрел ногу Третьяка. Безменовский фельдшер, примкнувший к отряду весной, уже успел проявить себя с наилучшей стороны, пользуясь среди партизан большим уважением — особенно вырос его авторитет после того, как избавил он алтайца Бодыйку Тудуева от чирьев. Но когда он в три дня вылечил и буквально поставил на ноги Третьяка — то было уже чудо невероятное. Третьяк не знал, как и благодарить фельдшера. А Бергман почему-то обиделся:

— Какое чудо? Выходит, по-вашему, Иван Яковлевич, я обыкновенный шарлатан?

— Да что вы, что вы, товарищ Бергман! — воскликнул Третьяк. — Вы прежде всего — необыкновенный медик. И я, благодаря искусству и старанию вашему, снова чувствую себя хорошо.

— Ну что ж, — сказал Бергман, — стало быть, новое средство оправдало себя, и я не ошибся в нем.

— Новое средство? Что за средство? — заинтересовался и Огородников. — Выкладывайте, выкладывайте, Давид Иосифович, свои секреты: чем и как вы исцелили товарища Третьяка?

— Серебром исцелил.

— Как это… серебром? — насторожился Огородников.

— Обыкновенно. Хотя в двух словах тут не объяснишь. — Бергман извлек из кармана какой-то бумажный пакетик, наподобие крохотного конвертика, развернул его и показал. — Видите? Вот это и есть серебро, вернее сказать, костное серебро.

Огородников наклонился и, сдерживая дыхание, чтобы ненароком не сдуть с ладони фельдшера этот пепельно-серого цвета порошок, с интересом разглядывал его, не находя, впрочем, ничего в нем особенного.

— Костное серебро… что это такое? И где вы его раздобыли, в каких аптеках? Товарищ Бергман, не делайте из этого секрета! Как командир я должен знать все.

— Всего знать никому не дано, — улыбнулся Третьяк. — Наука всегда была загадкой, особенно для нас, людей простых смертных. Надо полагать, и нынешний случай непростой.

— Да нет, — с искренним простодушием возразил Бергман, — способ лечения серебром как раз очень простой. Хотя в двух словах и не объяснишь. Может, помните, Степан Петрович, — повернулся к Огородникову, — безменовские бабы называли меня куриным палачом?

— Нет, не помню.

— А я помню! — подал голос Чеботарев и, вышагнув из-за чьих-то спин, приблизился, несколько смущенный тем, что так неожиданно и непрошено вмешался в разговор. — А я помню, Давид Иосифович, за что вам дали это прозвище, — глянул с усмешкой на фельдшера. — Куры у вас были все до единой хромые. И слух по деревне прошел, будто вы их сами калечите…

— Верно, — подтвердил Бергман. — Слух соответствовал истине.

— То есть как соответствовал? — удивился Третьяк. — Вы что же, ноги им ломали?

— Приходилось.

— Да зачем же? Кур-то зачем вы увечили? Бергман вздохнул, подумал и сказал:

— Во имя науки, Иван Яковлевич. Третьяк засмеялся:

— Выходит, гуси в свое время Рим спасли, а куры спасли меня?

— Вот именно! — живо и радостно подтвердил Бергман. — И спасут, избавят от недуга не одного еще человека. Тут ведь загадки никакой, — пояснил он. — Когда сломанная нога у курицы начинает срастаться, подкармливаешь курицу серебряным порошком, который, во-первых, чудесным образом способствует срастанию, а во-вторых, образует на месте срастания хрящеобразный бугорок… Ну так вот: после того как курицу забьют, «бугорок» этот срезается и тщательно перемалывается. Так вот и получается костное серебро…

— И все? — удивился Огородников. — Но как вы додумались до этого, товарищ Бергман?

— Додумался не я, способ лечения серебром существовал с давних времен, потом был забыт. А я вот вспомнил… вот и вся моя заслуга.

— Нет, вы посмотрите, и он еще пытается умалить свои заслуги! — воскликнул Огородников и весело посмотрел на Третьяка, потом снова на фельдшера. — Товарищ Бергман, объявляю вам благодарность за ваш чудодейственный порошок… и за отличную службу революции.

***

В середине августа командиры повстанческих отрядов, действовавших в районе Казачьей линии, собрались в Малом Бащелаке на первое совместное совещание. Вопрос был один: усиление и расширение партизанского фронта. Но как это сделать, с чего начинать — толком не знали. И причину последних своих неудач видели в одном: малочисленность отрядов, слабое вооружение партизан.

Разговор получился горячий, нервный. Одни предлагали выжидать. Другие не соглашались: «Промедление нынче смерти подобно». Что же делать? — спрашивали друг друга, не находя ответа, и этот вопрос как бы повисал в воздухе.