Переворот

— Не беспокойся, нынче революционный фронт повсюду, по всей России, потому каждый, кто защищает Советскую власть — и есть самый настоящий фронтовик, — вышел из положения. — Вот я и предлагаю создать у нас в Безменове союз фронтовиков. Теперь главный вопрос, — озабоченно прибавил. — Вопрос об оружии, товарищи. Сами понимаете, что без оружия нам нельзя…

Март был на исходе. И словно оттого, что срок его истекал, ярился он вовсю. Утрами солнце вставало все раньше и раньше, будто спешило наверстать упущенное, а к полудню пригревало так, что с крыш уже не капало, а текло… Сугробы, точно дробью побитые, с треском и шорохом оседали, рушились, уменьшаясь прямо на глазах, и первые ручейки, по-цыплячьи проклюнувшись сквозь ноздреватую снежную скорлупу, весело побежали из подворотен…

Степан вышел во двор, остановился, щурясь от обилия света — блестело все вокруг до рези в глазах. Голову кружил хмельной воздух. «Весна-а», — подумал Степан, вкладывая в это слово особый, лишь ему понятный смысл. Подошел отец, достал из кармана кисет, проговорил озабоченно, словно разгадав его мысли:

— Больно ранняя нынче весна. Пятнадцатое марта, а гляди, что творится!

— Почему пятнадцатое? — посмотрел на отца Степан. — Двадцать восьмое. Или ты все еще держишься за старое? Забыл, что с первого февраля перешли на новый стиль?

— Кто перешел, а кому и без надобности, — отмахнулся отец. — Придумали — время передвигать… Зачем? Было пятнадцатое, стало двадцать восьмое… Зачем? — еще раз спросил.

— А затем, чтобы жить по-новому.

— Мужику все одно — пятнадцатое или двадцать восьмое. Приспеет время — начнет пахать да сеять, а коли не приспеет, дак и на числа смотреть не будет. Было бы что сеять, — вздохнул, задумчиво глядя в сторону. — Вот сколько пустошей за войну образовалось. Да, не скоро теперь одюжеют люди, не скоро. Сколь ушло мужиков, а воротилось?…

— Помочь надо солдаткам, — сказал Степан.

— Чем ты им поможешь? Мужиков не вернешь.

— Ясно, что не вернешь. — Степан подошел ближе и встал рядом с отцом. — Но поддержать надо. Мы тут кое-что придумали.

— Кто это вы?

— Союз фронтовиков. Решили нынче вспахать да засеять несколько десятин для помощи солдатским вдовам.

Отец удивленно посмотрел на него:

— А где ж вы пахать собираетесь?

— Сам же говоришь, пустошей много. Или на бывшей церковной пашне… Небось господь не станет препятствовать доброму делу?

— Господь, может, и не станет, а вот слуги господние воспрепятствуют…

— Отец Алексей, что ли?

— И отец Алексей. И тот же Епифан Пермяков, первейший подсевала его. Да они из глотки вырвут, а своего не отдадут.

— Свое пусть не отдают. А мы возьмем свое.

— Чем же вы докажите, что это ваше?

— А это уже революция доказала. Слыхал про такой декрет: вся власть Советам, а земля — крестьянам?

Отец хмыкнул и ничего больше не сказал, не успел сказать. В ограду влетел Пашка, вид у него был взъерошенный, лицо красное, будто он только что побывал в свалке, на кулачках бился.

— Слыхали? — спросил еще от ворот. — Там такое творится, такое… Фу! — выдохнул. — Барышев школу закрывает.

— Как это закрывает?

— А так: дом, говорит, мой, давал я его под школу временно, вот, говорит, и кончилось это время… Мужики просят повременить, а он уперся и ни в какую: освобождайте — и все!

— Вот вам и декрет, — усмехнулся отец. — Плевал он на ваш декрет, Илья-то Лукьяныч, у него свои декреты…

Степан глянул на отца, но ничего не сказал — так поразила его эта новость. «Значит Барышев решил идти напрямую», — подумал Степан и кивнул брату:

— Пошли. — И уже шагая по талому, хлюпающему снегу, тихо и яростно проговорил. — Ну, мы ему покажем школу… Он что говорит-то хоть, зачем ему дом?

— Под склад хочет приспособить, — пояснил Пашка дрожащим от волнения и негодования голосом. — Складов да амбаров у него, гляди-ко, не хватает. Погоди, он еще и не такое удумает, лишь бы Татьяне Николаевне не дать житья, выдворить ее из Безменова.

— Учительница что… дорогу ему перешла?

— То-то и оно, что перешла! — горячо ответил Пашка — Вот он теперь, Барышев-то, и точит зубы на нее.

А случай тому предшествовал вот какой. Весной прошлого года нежданно-негаданно открылось культурно-просветительное общество. Что это за общество — никто толком не знал. Общество имело название, но работы никакой не вело: то ли некому было ее вести, работу, то ли те, кому надлежало ее вести, не знали, с какого боку подступиться. Организаторы же приехали, объявили это «общество» открытым, пообедали в доме новоиспеченного председателя-культурника Ильи Лукьяныча Барышева и убрались восвояси, сочтя дело сделанным. А по деревне пошли суды-пересуды: больше всего безменовцы опасались того, что «общество» потребует новых расходов… Бабы охали и ахали при встречах, пугали друг дружку: «Ужо погодите, запишут нас в это обчество — тады зубы на полку поскладаем и песняка запоем… навроде вон Митяя Сивухи».