Переворот

Пару улиц они миновали благополучно, но у самого выезда за обводную канаву дорогу им преградила телега водовоза. Мужик был знакомый, Прохор Исаич, снабжавший питьём гвардейские караулы в резиденции.

— Попридержи кляч, Исаич! — гаркнул на него Алехан. — Не видишь, господа едут.

— Господа ещё спят, — ответил сообразительный возница. — А кем это ты, Ликсей Григорич, карету навьючил?

— Дворец обокрал! Золото везу! — со смехом отозвался Орлов и, перехватив у кучера поводья, направил лошадей прямо на телегу неуступчивого водовоза. Тот еле успел посторониться.

Им вслед неслась крепкая брань.

— Что случилось? — подала голос императрица.

— Ничего, Ваше Величество, — успокоил её поручик. — По матушке нас обложили. На счастье.

За границами Петергофа Алехан пересел с облучка внутрь и велел кучеру погонять что есть силы. В полусумраке он видел Екатерину, спокойно откинувшуюся на алый бархат подушек. Она смотрела в окно и не проявляла признаков волнения. Сам Орлов не мог бы поручиться, что сердце у него не выпрыгивает на каждом ухабе. Почему-то сейчас у него в голове гвоздём засела мысль: «А ведь я её даже не поцеловал». Алехан опустил глаза и наткнулся на мягкую, понимающую улыбку императрицы.

— Сделайте то, что считаете нужным, Алексей, — тихо сказала она. — И успокойтесь.

Пётр ушёл спать рано. Он любил проводить время в Ораниенбауме. Когда-то Елизавета подарила ему эту почти игрушечную резиденцию. Тётка обожала дорогие бесполезные презенты, но Ораниенбаум не принадлежал к их числу. Здесь великий князь смог завести свою гвардию — полторы тысячи человек в родных жёлто-голубых мундирах, — она защищала его от всеобщей ненависти в чужой, враждебной стране. Неподалёку он построил деревянную крепость Петерштадт, которую, по примеру Петра Великого, штурмовал со своими голштинцами.

28 июня в полдень, сразу после развода караулов, пёстрая вереница карет покинула малую резиденцию и взяла курс на Петергоф. Там, как ожидалось, их должна встретить государыня и в канун Петрова дня дать обед для венценосного супруга. Общество казалось большим и шумным. По-летнему открытые коляски были битком набиты дамами, оплетены лентами и украшены цветами. Гости смеялись, пели и усыпали дорогу огрызками фруктов.

День выдался погожий, и всего через час честная компания пожаловала в Петергоф. Долго выгружалась, с музыкой и шутками шла через парк, негодуя, что императрица с фрейлинами не встречает государя возле Адамова фонтана. Но и дальше аллея выглядела пустынной. Ни маленького оркестра, ни цветных фонариков, ни шеренги дам и кавалеров, выстроившихся перед входом в Монплезир.

У многих гостей сжалось сердце, и смех сам собой застыл на устах. Однако Пётр Фёдорович, казалось, вовсе не был озадачен.

— Господа, нами манкируют! — весело вскричал он. — Надо пойти и сказать моей жене, что она бука! Огорчать меня на именины — такого прежде не случалось даже с ней! — Он как ни в чём не бывало взбежал по ступенькам на крыльцо и дёрнул дверь за круглую медную ручку.

Из сеней повеяло холодом и пустотой. Это ещё больше насторожило собравшихся.

— Ваше Величество? Ау?! — уже не столь уверенно окликнул темноту Пётр. — Выходите, это не смешно! Она вздумала играть со мной в прятки, — голосом обиженного ребёнка пояснил он окружающим. — Като, перестаньте дуться! В честь праздника я предлагаю заключить перемирие...

Ему никто не ответил. Молчание было вызывающим. Сердитым размашистым шагом император миновал сени, толкнул ногой дверь и упёрся прямо в развороченный сундук с повисшим на крышке дамским бельём. Розовые чулки, кружевные чепцы, прозрачные накидки для пудренья волос и шёлковые подвязки вываливались из него, как из шляпы фокусника. В углу застенчиво пряталось жёлтое атласное платье императрицы, специально приготовленное к празднику. Его накрахмаленные оборки топорщились, придавая наряду неуловимое сходство с оперением курицы-хохлатки.

Вид брошенных в спешке вещей так красноречиво свидетельствовал о бегстве императрицы, что даже государь был вынужден признать очевидное.

— Она улизнула! — Пётр затопал ногами. — Испортила мне праздник! Шельма! Дрянь! Где она? Где? Скажите на милость?

Никто из собравшихся не мог ответить. Гости прибыли вместе с императором и ничего не могли знать об исчезновении его жены. Но им сделалось не по себе при мысли, что именно их государь сделает ответственными за случившееся.

— Все предатели! Все! — кричал Пётр. — Слуги, кучера, лакеи, фрейлины! Вы все в сговоре с ней! Все от меня что-то скрываете! Отвечайте, сукины дети, куда она подевалась?

Для многих было очевидным, что императрица направилась в столицу. Иные подозревали, что её там в распростёртые объятия приняла взбунтовавшаяся гвардия, и, возможно, в этот час Сенат и генералитет уже присягнули... Но высказать подобное предположение вслух никто не решался.

Наконец сыскали двух прачек и повара. Тот ещё затемно начал сажать эклеры в печь, чтоб успеть остудить их и начинить кремом. Он видел, как Её Величество в седьмом часу прошла через сад в сопровождении офицера-семёновца и скрылась за купальней.