Ни в доме, ни на участке явной охраны Громов не заметил. Но не сомневался, что она была. Он уже прекрасно представлял степень профессионализма того, кто тонко и умело манипулировал им. До сих пор этот человек не прокололся даже в мелочах. И никаких гарантий, что вдруг допустит глупейший ляп, позволив жертве взять и выскользнуть из западни. Возможно, и позволит. Но только для того, чтобы направить в следующую ловушку.
Машина по асфальтовой дороге промчалась к шоссе и уже через пятнадцать минут вклинилась в поток на Кольцевой.
Явного «хвоста» не было. Ирину никто не страховал. Но она от бдительности не заходилась, вела себя так, будто у неё и в мыслях не было, что Громов способен выкинуть её из машины. Именно её совершенно не наигранное спокойствие угнетало больше всего.
«Обложили, так обложили. Ладно, посидим, сложив лапки. Посмотрим, что дальше будет», — решил он.
— Как ты себя чувствуешь?
Громов пожал плечами.
— Как и обещала, трахнула так, что до сих пор мало что соображаю.
— Это комплимент?
— Типа того. Можешь притормозить, я сигарет куплю?
— Извини, забыла. Возьми в бардачке.
С краю лежали две пачки красного «винстона».
— Ты же «винстон» куришь?
— Да. Когда деньги есть.
Он с треском сорвал плёнку с пачки. Ирина нажала на пятачок прикуривателя.
— Ты в розыске, Володя.
Сердце гулко ухнуло в груди.
— За что?
— Пока — ни за что. Пропажа с места жительства.
Прикуриватель, щёлкнув, вышел из гнезда. Громов прикурил от раскалённой спиральки.
— Резко. Обычно, раньше трёх суток чесаться не начинают.
— Ну ты же мент.
Он выпустил дым через нос.
— Был.
Отвернулся к окну.
Странник
Максимов завтракал, пристроив книжку между тарелок. Свободной рукой быстро перелистывал страницы. Писал автор бегло, книжка была тоненькой, и к кофе Максимов её полностью дочитал. Отложил. Стал пить кофе, посматривая на китчёвую обложку.
На ней по причинное место в аквамариновой воде стоял мужик. Так себе, серединка на половинку, не атлет и не дистрофик. Среднестатистический мужик неопределённого возраста. Все тело было испещрено вырезанными на коже названиями рек, озёр и морей и датами их посещений. Называлась книжка весьма амбициозно — «Книга Воды». К Мусаси[58]
автор не имел никакого отношения, ни стилем письма, ни стилем жизни. Скорее всего, тщился стать русским Мисимой[59].Максимов взял с подноса стакан свежевыжатого апельсинового сока. Попивая, прошёлся по боксу. Американцы назвали бы помещение «сингл-рум» — «комната для одного», что на самом деле означает полный комфорт для одного: спальня, гостиная, она же и кабинет, кухонька и санузел.
Приятный интерьер помещения портила только массивная бронированная дверь с гидравлическим запирающим устройством. Бункер находился глубоко под землёй. Сквозь стены не проникало ни малейшего звука. Чтобы внешняя тишина не давила на психику, Максимов включил радиоприёмник, настроенный на волну «Эха Москвы» и телевизор на кабельном канале СNN.
У СNN всё было, как всегда. Шквал новостей, разложенный по ярким файликам на соответствующие полочки. Новостной фаст-фуд на любой вкус и желудок. Гарантия стопроцентного усвоения с последующим беспроблемным испражнением. И чувство полного удовлетворения, что живёшь не там, где творятся новости.
«Эхо Москвы» вешало прямо из эпицентра событий, что неминуемо накладывало свой отпечаток на стиль. Журналисты и гости студии были в курсе всех хитросплетений политики на всех уровнях, судили и рядили обо всем со столичным апломбом сопричастности. Но излишняя эмоциональность, порой доходившая до болезненного надрыва, выдавала потаённый страх оказаться в заложниках и пасть жертвой ими же комментируемых событий.
После выступления на радио прокурора Злобина в голосах, звучавших на «Эхе», засквозили характерные истерические нотки военных корреспондентов, ведущих прямую трансляцию из зоны боевых действий.
В дверь позвонили, и только после этого провернулся рычаг запирающего устройства.
«Что за идиотство стучать в дверь камеры?» — успел подумать Максимов.
Через высокий порог переступил Хартман. Расплылся в улыбке.
— Смотрю, ты даже выспаться успел? Молодец.
Он прошёл к столу, бросил на него тонкую папочку, взял книжку. Полистал.
— Прочитал?
— Пролистал, — уточнил Максимов.
— И как?
— Гений. Даже эпитафию себе уже приготовил. «Автоматы и сперма внутри дыр любимых самок — вот каким оказался итог моей немудрящей жизни», — нараспев процитировал Максимов из авторского вступления.
— Это он серьёзно? — Хартман иронично изогнул бровь.
— Не знаю, я не доктор.
Хартман зычно хохотнул. У самого с утра явно был прилив сил, словно предстояла увеселительная прогулка.
— Не угодил, друг мой, извини. Тогда вот это почитай. — Он постучал пальцем по пластиковой обёртке папки.
Максимов вернулся к столу. Взял папку.
«Комплексный психологический портрет в интересах оперативного использования», — прочёл он на первой странице. Имя и фамилия были густо замазаны чёрной краской.
Максимов пожал плечами, стал листать страницы.