Перевороты

Представление Дулиттла о советской угрозе было не более радикальным, чем мнения других чиновников Вашингтона. На то имелась в высшей степени разумная причина. В конце сороковых и начале пятидесятых СССР беззастенчиво навязал промосковские режимы странам Восточной Европы. Одновременно с этим национально-освободительные движения в Азии, Африке и Латинской Америке начали бросать вызов мощи западных корпораций и правительств. Американцы не сомневались, что это все было частью единого плана СССР. Они смотрели на перевороты в развивающихся странах сквозь призму европейского опыта.

Джон Фостер Даллес, Генри Киссинджер и другие, кто помог формировать внешнюю политику США в период «холодной войны», совершенно не интересовались жизнью отдельных стран. Их не волновало, правят там диктаторы, демократы или нечто среднее. Их видение мира заключалось в единственном тезисе: «холодная война» – это противостояние Вашингтона и Москвы. Страны для них существовали не как целостные общества с уникальной историей, культурой и трудностями, но как поле боя во всемирной битве не на жизнь, а на смерть. Все, что имело значение, – насколько то или иное государство поддерживало США и выступало против СССР.

Даллес допустил катастрофическую ошибку, когда решил, что за стремлением к национальной независимости в развивающихся странах стоит Кремль. Однако как раз Даллес мог похвастаться постоянством в борьбе против всякого националистического, левоцентристского или марксистского режима на земле. Никсон и Киссинджер не могли. Одержимо стремясь свергнуть Сальвадора Альенде – а также поддерживая антикоммунистических диктаторов от Парагвая до Бангладеш, – они развивали отношения с Советским Союзом и Китаем. Расчетливый прагматизм, который привел их к политике ослабления международной напряженности, не распространялся на страны, представлявшие куда меньшую угрозу для США. Когда им бросали вызов слабые и беззащитные государства, как Чили, Штаты действовали, ослепленные эмоциями, а не трезво оценивали перспективы, как в случае с Москвой и Пекином.

После переворота 1953 года в Иране исполненный триумфа шах приказал казнить несколько дюжин военных офицеров и студенческих лидеров, тесно связанных с Мохаммедом Мосаддыком, а также Хуссейна Фатеми, министра иностранных дел в правительстве Мосаддыка. Вскоре, при помощи ЦРУ и Моссада, израильской службы разведки, шах создал тайную полицию под названием САВАК, что приобрела дурную славу из-за бесчеловечности. Одним из самых известных начальников этой полиции был генерал Неатолла Нассири, который еще полковником сыграл важную роль в операции «Аякс».

Казнить Мосаддыка было рискованно, и шах приказал судить старика за измену. Мосаддыка приговорили к трем годам тюремного заключения и пожизненному запрету на выезд из его родной деревни Ахмадабада. Он отбыл наказание в полной мере и умер в 1967 году в возрасте восьмидесяти пяти лет.

Вернувшись на трон, шах принялся укреплять свою власть. Первым препятствием стал новый премьер-министр, Фазлолла Захеди. Как и Мосаддык, он был влиятельным человеком и считал, что Ираном должны править премьер-министры, а не короли. Он постоянно вступал в споры с шахом, однако в конце концов уступил и получил дипломатический пост в Швейцарии. С этого самого момента шах обрел возможность управлять страной, как ему заблагорассудится.

Так он и поступил, тесно сотрудничая с США, которые стали главным политическим, экономическим и военным партнером Ирана. Этот союз дал огромную поддержку правительству шаха, однако ожесточил многих иранцев, что долго считали Штаты образцом демократии. Роль США в свержении Мосаддыка и слепое принятие шаха привели к росту антиамериканских настроений – абсолютно новой странице в жизни страны.

«Когда Мосаддык и Персия начали проводить основные реформы, мы забеспокоились, – писал председатель Верховного суда США Уильям Дуглас, посещавший Иран до и после переворота. – Мы объединились с британцами и преуспели. С тех самых пор на Ближнем Востоке на нас затаили злобу».

Америка извлекла из операции «Аякс» свою выгоду: долю иранской нефти. Британцы рассчитывали, что, как только Мосаддык перестанет быть помехой, «Англо-иранская нефтяная компания», которую они переименовали в «British Petroleum», вновь установит былую монополию. Однако Джон Фостер Даллес посчитал это нечестным. В конце концов, именно американцы сделали всю грязную работу в Иране и заслужили вознаграждение.

Даллес поручил своей бывшей компании, «Салливан и Кромвель», разработать новое соглашение. Согласно его положениям, «British Petroleum» получала сорок процентов акций новой «Национальной иранской нефтяной компании». Американские компании получали еще сорок процентов, а остаток делили между собой европейские. Данный консорциум предусматривал делить доход с Ираном в соотношении пятьдесят на пятьдесят. В итоге британской стороне досталось значительно меньше прибыли, чем если бы в конце сороковых она приняла предложение Ирана.