Перевоспитать актрису (СИ)

— Только я так и не понял, — нахмурился пришедший в себя после новости об отце Мажор, — почему вы взяли вину на себя?

— Вы кого-нибудь любили, Игорь Михайлович? — спросил Величко.

Гончаров неопределенно повел плечами. Видимо, сомневался. Конечно, вряд ли бы такой парень даже по большой любви пошел по этапу.

— Тарас Дмитриевич, — сказала я, — вы угробили десять лет жизни, на вас клеймо зэка — и все это ради девицы, которая вам не написала ни одного письма?

У меня тоже в голове это не укладывалось еще после слов Агнессы Тарасовны, а теперь возникло ощущение, что у Величко не все дома.

— Вы знаете, что мы можем доказать вашу непричастность к убийству? — спросил Леша.

— Зачем? — не понял Тарас Дмитриевич. — Годы вы мне не вернете, а остальное не так важно.

— И вы не захотели отомстить, когда откинулись? — снова не понял Мажор.

— Нет, — покачал головой Величко. — Я любил ее и не переставал любить ни на минуту. Может, глупо, конечно, но, видимо, я оказался однолюбом.

— Я вас понимаю, — заметил Леша.

— Вы? Серьезно? Наши менты способны на высокие чувства?

— Представьте себе. Влюбился в стервозную дамочку, так придушить ее иногда хочется, но понимаю, что жить без нее не могу.

Я едва не задохнулась от возмущения, но выяснение отношений подождет. Клуб несчастных влюбленных, мать их! Они бы еще обнялись и заплакали, а мы с Мажором пока бы кофе выпили.

— Так что вы знаете о пропавшем из морга теле? — спросила я. — Теперь, сопоставив имеющиеся у нас сведения и ваш рассказ, понимаю, что дело было в том самом ключе.

— Скорее всего, — ответил Величко, кивнул. — Но я уже не знаю, с кем бы Ленка могла провернуть такое. А в том, что это ее рук дело, не сомневаюсь. Только мы с ней знали о ключе. Но в чем смысл? У меня было десять лет, чтобы подумать. Вероятно, Лена догадывалась, где Катька припрятала краденое, поэтому и ключ ей нужен был. Но ведь проще взломать любой замок, не в сейфе же было все спрятано, чем проворачивать авантюру с кражей тела из морга. Возможно, семнадцатилетней девчонке это просто не пришло в голову, кто знает.

— А зачем вы приезжали к ней недавно?

— Все по той же причине, — усмехнулся Тарас Дмитриевич. — Любовь, будь она неладна. Но Лене она оказалась не нужна. Настаивать я не стал, убрался восвояси. Теперь пытаюсь наладить свою жизнь.

Мне было жаль Величко. Сломанная судьба из-за одной большой любви.

Я поднялась с дивана, сказав:

— Спасибо за беседу, Тарас Дмитриевич. Не оставите свой номер, чтобы мы могли вам позвонить, если вдруг у нас возникнут вопросы?

Величко отрицательно покачал головой:

— Телефон в поезде украли.

Вот и еще одна загадка разгадана.

Проводив нас до двери, он попрощался и захлопнул дверь. Мы молча спустились вниз, и Мажор первым подал голос:

— И что дальше?

— А дальше, — посмотрела я на Лешу, и он одобрительно кивнул, как будто знал, что я скажу, — мы возвращаемся в гостиницу, ты звонишь папе, и ждем Костика с информацией от Ильи.

Глава 20

До гостиницы мы добирались молча. Все, наверное, размышляли над рассказом Тараса Дмитриевича. Да уж, чего только молодежь не придумает ради легких денег. Если бы я работала в министерстве образования, то предложила бы в старших классах ввести обязательное изучение Уголовного кодекса. Может, чтиво и не самое увлекательное, но лучше пропустить «Преступление и наказание», чем потом перечитывать Достоевского, «сидя за решеткой в темнице сырой».

Когда Мажор остановился на парковке отеля, Леша позвонил Костику. Тот заверил, что минут сорок будет, если, конечно, ему снова не попадется по дороге какой-нибудь недалекий гаишник.

— Через час встречаемся в нашем номере, — сказал Леша Клементьеву и кивнул Мажору.

— Это мой номер, — поправила я его.

— Никто же не спорит.

— Мы еще сегодня куда-нибудь поедем? — уже в холле спросил Мажор и с любовью во взгляде посмотрел в сторону бара.

Чувства парня можно было понять. Девушка погибла, в ее прошлом всплыло имя отца, и Игорь Михайлович сейчас наверняка выстраивает логические цепочки в голове, хотя это может быть простым совпадением. Но бывают ли такие совпадения?

— Бухай, Мажорчик, — хлопнул Леша его по плечу. — Только так, чтобы через час ты смог говорить внятно.

Гончаров собирался, кажется, отвесить какую-то колкость, но передумал и просто кивнул. Мы разошлись в разные стороны, и в лифте я спросила:

— Позвоним Ботанику? Что-то он не рвется нам звонить.

— Может, парень понял, что зря подался в юриспруденцию, и теперь с рвением постигает театральное искусство? — предположил Леша.

— Или снова бухает.

— Хрен разберет этих творческих личностей.

В номере уже было убрано, так что гостей приглашать можно. Устроившись в кресле, я набрала Ботанику. На темном экране после ответа шепотом «да» появились едва заметные очертания лица Ивана Андреевича.

В подвале он, что ли, сидит?

— Ты чего? — спросила я тоже шепотом.

— Прячусь, — ответил Ботаник.

— От кого?

— От режиссера. Возомнил себя Станиславским, хотя из общего у них только отчество.

— Какие новости?

— Через часа два перезвоню, — сказал Ботаник и исчез с экрана.