Перевоспитать бандита (СИ)

Коротко выматерившись, сосед отвечает.

— Ну, что там, пробили? Понятно. Так я и думал, что крыса. Меры вы знаете… Ну и? Что вы бздите в две задницы? Кончайте с ним. Всё, отбой, говорю! Я занят.

Отлично. Он ещё и мокрушник.

Вся в холодном поту закусываю ладонь. Мама, я в полной заднице!

А шаги тем временем опять приближаются. В тусклом свете луны уже различимы кроссовки.

Очередной звонок чуть не взрывает мне сердце.

— Да! — рявкает он уже с неприкрытой яростью. — Да что ты? Надо же… — ехидно стынет его тон. — Я учил тебя пользоваться пистолетом. Суёшь в отверстие и вперёд. Всё, не беси меня. Как-нибудь справишься.

Я вся сжимаюсь, как будто это меня хотят прикончить, предварительно сунув пистолет в какое-нибудь «отверстие». И за малым не срастаюсь с кустиком на молекулярном уровне, когда ветки начинают трещать над моей головой.

Улыбка на лице соседа реально маньячная!

— Ку-ку, красавица. Добегалась?..

Глава 8

Глава 8

— Выползай, красавица.

— Не буду.

— Я пока прошу по-хорошему, хватит жопу морозить. Ну-ка, живо ко мне!

— Где хочу, там сижу! Это моя собственность.

— Не беси меня, Женечка. Завтра выкуплю этот дом, станет моя.

— Тебе меня не запугать, рожа бандитская.

— Я ещё не начинал. Накормила меня дрянью какой-то и думаешь я теперь тебе пёсик ручной?!

Что-о-о?! Так мои кексы никто не оскорблял!

— Да мужики за этой «дрянью» в очередь встают!

— Не мужики, а лохи немощные.

— А ты весь из себя мачо брутальный?

— Нормальный я. Ещё никто не жаловался, — огрызается Павел.

— Ну-ну, рассказывай. Так-то у тебя аргументы вялые, — Задираю голову, но всё равно не получается смотреть выше ширинки.

— Я тебе сейчас покажу вялые… — сдавленно рычит Хаматов, как будто я его смертельно оскорбила.

Чувствительные все такие, боже мой…

Тут на мою удачу, соседа снова вызывает Магадан. И пока он, чертыхаясь, отклоняет звонок, я сайгаком выстреливаю из кустов.

— Стой, зараза! — доносится мне злобно вслед. — Мы ещё не закончили!

— Ты просишь плохо! — не уверена, что он расслышал всё как надо, потому что на ухабах получается что-то вроде «ты просто лох!». Что приводит преследователя в ещё большее бешенство, а мне поддаёт такого ускорения, что на гоночной трассе пришла бы первой к финишу.

Вдоль дороги деревья расплываются прозрачной акварелью, сливаясь в тумане с низкими тучами. Впереди поворот, и если всё пройдёт гладко, то он на пару секунд меня потеряет из вида.

А куда побежит незнакомый с местью человек? Логично, что прямо. Поэтому сворачиваю на первую же тропинку.

Освещения нет и видимость так себе. Зато меня не найти по клубам пыли. Из-под подошв вылетают только клочья травы, да роса мочит щиколотки. Ох и бодрит!

— Стой, мать твою! — доносится справа. — Ты же ноги сломаешь себе, идиотка!

Да лучше гипс, чем проснусь подстилкой бандита!

Не знаю, сколько времени петляю. Тропинка обрывается полосой препятствий: кладбище, кусты, могилы… Значит, правильно бегу. Ворота эти я уже видела, когда гостила у Юрьевной.

Вот сейчас влечу, всё ей выскажу! Элитный район у реки, говорила она, пастораль… А про соседей, блин, предупреждать не надо?!

Но дома у завуча в разгаре скандал. В окно вылетают такие слова, как «прибью», «отрежу» и «раздевайся, скотина». Так сразу не понять, супруги ещё ссорятся или уже мирятся? Но свидетелем ни того, ни другого я быть не хочу.

Почесав затылок, иду на конюшню, мимо Афанасия к сену. Зарываюсь в стог и, сложив руки за голову, смотрю в потолок.

Если Юрьевна взялась выяснять отношения, можно не суетиться. Приступ словесного недержания ещё не скоро пройдёт. Можно спокойно подумать, что делать дальше. А ситуация стрёмная, с какой стороны ни глянь.

Это на адреналине можно спокойно сигать через ночное кладбище, и никакие шорохи не будут подозрительными. Какой дурак восстанет из могилы, когда по той бежит стадо бизонов? А теперь меня немного отпускает, и до восхода я носа отсюда точно не высуну!

Да и какие претензии к Юрьевной? Опять посоветует бить по рукам негодяя. Иначе запишет в твари дрожащие, и больше ни слова приличного я от неё не услышу. Но как же, ударишь его! У бандюги вон лапы какие... загребущие, сильные…

Так в позорных мыслях о руках Хаматова я незаметно для себя засыпаю.

Снится мне Павел. Темно, жарко, одуряюще пахнет примятая трава — разврат, как он есть. Все две минуты, что я протестую, сосед обещает завязать с криминалом. А потом расстёгивает брюки, и возражения на том себя исчерпывают. Да только в миге от грехопадения, мне в бок упирается… ствол пистолета!

— Совсем девка спятила! — говорит. — Жить надоело?

Подскакиваю как ошпаренная. Смотрю по сторонам, моргаю.

Потом ещё раз. Постепенно вспоминаю прошлый вечер. Ступор сменяется конфузом крайней степени. Ещё немного — вспыхну!

Муж Юрьевной тоже порядком растерян. Не каждое утро в конюшне аншлаг.

— Простите, Василий. Который час?

— Почти семь!

— О, нормально. Мне ко второму уроку, успею. Спасибо, что разбудили.

Пошатываясь, поднимаюсь на ноги. Давно я так не высыпалась! Только всё тело чешется.