В глаза будто песка насыпали, выдохся совсем, едва передвигаюсь. Небось нашла себе лежбище и угорает с меня. Ей мои стёртые ноги до звезды, эгоистке. Да, конечно, ей только в радость! Шутка удалась. Даже обидно немного, что первым до чего-то такого же отбитого не додумался.
Справедливости ради замечу, что резон прятаться есть. Я бы тоже после такого зассал на глаза себе появляться.
Да ни хрена она не боится! Вон идёт как ни в чём не бывало. Даже не озирается.
— Не подходи ко мне ближе, чем на метр! — издалека кричит Женечка, потрясая в воздухе щуплым кулаком. — А лучше ближе, чем на два! — исправляется, глянув косо на мои лапищи.
— Мне кажется, ты не в себе. — Настолько, насколько может быть в своём уме разгуливающее в семь утра по полю пугало. Но этого я вслух не говорю, конечно. — Многие женщины хотели бы отдаться мне хоть здесь!
Соседка так громко фыркает, что позавидует любой конь. А потом замирает и принимается разглядывать бурьян, что-то беззвучно бубня себе под нос.
— С тобой всё в порядке?
Внешне она вполне бодрячком, а вот умом не возьмусь поручиться.
— Я сейчас кое-что тебе покажу. И ты должен будешь в точности выполнить моё требование, если не хочешь вытаскивать шипы из задницы, — возбуждённо выпаливает моя пропажа.
Наверно, таблетки на меня ещё действуют, потому что любые слова в контексте спущенных штанов до сих пор звучат интригующе.
— Мне уже начинает нравиться. Валяй! — Радостно дёргаю бегунок на ширинке.
— Хаматов, прикрой срамоту. Ты не угадал.
Когда у женщины такие влекущие губы, спорить с ней невозможно. Особенно если шибко не вслушиваться. Куда интереснее представлять их мягкость, вкус и податливость.
Хорошо, что кроме нас на поле ни души...
— А ты затейница, Павловна! Ладно, попытка номер два. Это имеет что-то общее с загадкой: туда-сюда, обратно — тебе и мне приятно?
— Маньяк озабоченный, — бурчит она, теряя ко мне интерес.
— Вообще-то, я про качели, за инцидент у которых ты хотела вчера извиниться, но потом что-то пошло не так, — усмехаюсь криво.
И кто теперь озабоченный, а?
Женечка морщит нос недовольно. Наверно, ждёт, что я тоже извинюсь за то, как мы познакомились. Не дождётся! Дело не в том, кто первый начал, а за кем останется последнее слово. Будь я ведомым, до сих пор бы коров пас. А так ни в чём себе не отказываю: — хочу, сплю, хочу — за девками до рассвета гоняюсь, или вот как сейчас — пялюсь на зад симпатичной соседки.
Интересно, что она в том бурьяне потеряла, остатки адеквата?
— Смотри! — торжественно восклицает Женя разгибаясь.
В её руке варварски выдранная с корнем ворсянка. И всё. Ничего занимательного.
— И это тоже не морковка, — говорю на всякий случай.
— Правильно, это — средство от дураков, страшная штука в умелых руках.
Мой взгляд скептически выделяет из общего ансамбля шипастые шишки. Средство, блин! Насмешила.
— Ты меня им принуждать будешь? — интересуюсь небрежно, убирая руки в карманы.
— Хаматов, ты совсем?!
Я поднимаю бровь выше.
— Мне тебя, что ли, им выпороть?
Она начинает сопеть, гневно топает ножкой.
— Ты ведёшь себя возмутительно! Я такого не потерплю! Ну-ка, живо сделай два шага назад, медленно повернись и чеши отсюда!
— Нет, ну всё-таки. Как это должно решить вопрос с моей эрекцией? — угораю с неё, потому что иначе самого от злости порвёт. Пересрал я знатно, всё же. С неё не сталось бы свалиться в какой-нибудь заброшенный колодец.
Женя растерянно опускает взгляд на мой пах.
Привираю, конечно, с копьём наперевес особо не побегаешь. Но она пусть не думает всё так просто замять. Ещё никто безнаказанно со мной не шутил. Причём не со мной даже — надо мной!
— Да что ты заладил? С ней сам разбирайся! Я тебя, наоборот, пытаюсь отвадить.
— Тыкая мне в морду палкой? Креативно!
— Смейся-смейся, только потом не жалуйся.
— Ну, мне уже давно не до шуток. Так что давай-ка, избушка, принимай гостей! — Опять тяну пальцы к ширинке.
— Только попробуй!
— Я не только попробую. — Похабно подмигиваю. — Давно пора там смахнуть паутину!
— Хам… Хам… — задыхается Женечка, стремительно и равномерно краснея. — Ну всё, Хаматов!
Зря я ждал от неё просветления и слов покаяния.
Не успеваю сделать и пары шагов, чтобы схватить скандалистку под белы рученьки для неотложного сопровождения домой, случается вот это поворот...
Резкий свист вспарывает воздух — и хрясть! — в ладонь мне вонзается с десяток колючек! Только и успеваю дёрнуться, как Женя снова замахивается длинным стеблем, который она держит сложенными пополам листьями лопуха.
— Ай! Больно! — ору как потерпевший, ощутив бедром крепкие зацепистые шипы плодовой шишки. Знал бы, джинсы надел поплотнее, а не эту марлю изо льна!
Мозг в шоке, язык отнимает, как-то даже слов по случаю не подберу. А она опять целится!
На самое сокровенное покушается, гадина!
— Да любой на моём месте бы в избушку попросился! Нечего было красную дорожку стелить. В три слоя!
— Я поняла, ты псих, Хаматов! Оборзевший от безнаказанности придурок! Таких, как ты, только лечить. Пиздюлями, — рычит на меня эта фурия.