Перевоз Дуня держала… Это он – мой мужчина!

Но упрямец оказался! Кажный божий день стал приходить. То с денницей явится, то вечером. Только под воротами ужо не маячил, другу сторону улицы шагами мерил. Дуняша серчала, а сама то и дело в окошко поглядывала – там ли охальник, не ушёл ещё? Там! И таяло девичье сердечко – от законного супружника ни любви, ни ласки не достаётся, так хоть на любовь чужака издалече позрить!

Только страх Дуняшу брал за горло – а ну, яко супружник, Кондратий Саввович, про то вызнает? И порешила она уехать на время, может, отстанет тогда пришлый охальник? А куды уехать-то? Да и без спросу мужниного не уедешь. Думала-думала Дуняша, и так и этак рядила, да и написала супружнику опять епистолию. Так, мол, и так – очень мне, батюшка, хотится фабрику Вашу узрети.

Через седмицу обратную епистолию получила. Мол, раз хотится, приезжай, матушка. Зараделась Дуняша! Тут на удачу и Степан возвернулся из Рассказовки. Перепряг коня, да и отправилась Дуняша к мужу.

³⁴ – драгоценная ткань насыщенного красного цвета

³⁵ – позор

³⁶ – усердно

³⁷ – повеселились

³⁸ – скакал

7

С трапезы до вечера водил Кондратий Саввович Дуняшу по фабрике. Оне и в варне побывали, где стоял густой, тяжелый запах, от которого ажно дышать было невмочь, там булькало варево разных цветов. И в красильне, где в огромных чанах рулоны тканей и мотки ниток цветом насыщались. И в сушильне, где под потолком на крюках оне же висели. Но больше всего Дуняше понравилось на складе готовой мануфактуры – уж больно весело было зреть сие многоцветное поле. И недаром ей на ум разнотравье русского луга в погожий летний денёк пришло – ведь краски-то все из энтих самых трав и деялись! Об ентом ей Кондратий Саввович в лаборатории сказывал да показывал. Красная али красно-коричневая краска получалась из высушенных и растертых корешков марены³⁹. Синяя – из вайды⁴⁰. В качестве желтой краски использовали шафран. Из него же можно было сделать розовую али даже красную краску. Краска, именуемая шижгель, изготовлялась из крушины. Зеленую краску получали из багульника.

А яко любо было Дуняше зрети смагу⁴¹ в очах Кондратия Саввовича, когда он ей речи вёл о своем любимом деле! Ей, ей едной! Уж, она внимала ему со тщанием⁴², охала да ахала. Оне и во время вечерней трапезы всё об том же речи вели. Кондратий Саввович хотел на том лугу, что из Дуняшиного приданого, кожевенную красильню сделати. Вода – рядом. Шафран, вайда, марена, бузина – тут же в поле да в лесочке. А уж сажи для чёрной краски – хошь весь обмажься! А кожа – это обувь и перчатки, обивка мебели и карет, переплеты книг и много чего ещё. Красотища! Дуняшу ажно гордость взяла – вот кака польза от неё для Кондратия Саввовича!

Когда она в спальню мужнину входила, сердечко её таяло, а плоть звенела бубенцами – днесь⁴³ всё у них с мил-дружком по-другому будет! Не со стыдом и хладом, а ладно да трепетно, со смагой и любовью. А яко дошла до мужниной постели, так и застыла соляным столбом⁴⁴. Постель вся смята, друга подушка вдавлена, на ней длинный чернявый волос тонкой змейкой вьётся. Люди добрые, да што ж это деется?!? Ужо ли у Кондратия Саввовича в кажном углу полюбовница имеется? Только Лушку извела, так теперь друга напасть?!?

Гнев застил разум Дуняши. Скинула она калое⁴⁵ бельё на пол и позвала грозно девку убраться да свежее бельё застелить. Испужалась девка нову строгу хозяйку, в охапку бельишко с полу собрала да к дверям кинулась, а Дуняша ей вдогонку ещё и подушку полюбовницы мужниной кинула. Тут, яко на грех, в дверях Кондратий Саввович нарисовался. Девка на него со всего маху и наскочила. Будто об скалу ударилась да и шмякнулась на пол. Испужалась ещё боле, забедовала, кой-как бельишко с полу собрала, да бочком из комнаты выскочила.

– Пошто лютуешь, матушка? – обратился к супружнице Кондратий Саввович.

– Хозяйствую, батюшка! – в тон мужу и с дерзостью во взоре ответствовала Дуняша.

И продолжила, сложив руки на груди, яко царица кака:

– Неужто права такова у меня нетути? Неужто не законная я Вам супружница пред Богом и людьми? Семья у нас али Бог весть што?

Весь за днесь благой настрой Кондратия Саввовича вмиг улетучился – енто что ещё за речи вольные? И он, зыркнув очами, сказал:

– Яка семья без деток-то?

Дуняша ажно руками всплеснула:

– Откудава же деткам взяться, коли я Вас, батюшка, всего несколько разочков-то и зрила? Перстов на одной длани больше, чем мы с Вами любилися. Разве што на непорочное зачатие уповать? Не люба я Вам, ведаю про то! Десятина приданого ко двору пришлась, вот и взяли меня за себя. За то сварити⁴⁶ не буду – сердцу-то ведь не прикажешь! Но ведь и я же тварь божья, а не оглобля бездушна кака. И у меня чувствования имеются. Лушку-змеюку только со двора вымела, и тут на тебе, сразу друга нарисовалась! От неё ещё постелька не остыла, яко и меня, супружницу законную, туда же укладываете?! Не бывать тому! – гневно закончила Дуняша, только что ножкой не

топнула.