Перевозбуждение примитивной личности

– Я антисемит? Я?

– Костя, пошли скорее отсюда! – испугалась я. Дело явно шло к драке.

– Эх, дал бы я тебе в морду за твое хамство и дурь, но ты же скажешь, что стал жертвой антисемита, говнюк! Пошли, Шадрина!

– Вовка, извини, – сказала я.

– Да ладно, бывает, – отчего-то смутился Вовка.

А Оська довольно громко заметил вслед:

– И чего бесится? Шадрина до сих пор не дает?

– Костя, идем скорее, – пролепетала я в надежде, что он не услышит. Но он услышал. Остановился, медленно повернулся и вдруг одним молниеносным и на редкость красивым движением подскочил к Оське, и не успел тот даже отшатнуться, как Костя поднял его и швырнул через балюстраду прямо в бассейн с водными растениями. Раздался вопль, плеск, крики, все бросились к балюстраде, а Костя схватил меня за руку и потащил к выходу. Он был по-настоящему разъярен, я его таким никогда не видела. Волок меня за собой, а кругом сверкали вспышки фотоаппаратов.

Глава тринадцатая Спящий красавец

– Костя, ты его не убил? Надо бы узнать…

– Такие богу не нужны! Что ему сделается? Ну искупается немножко! – вытирал пот со лба Костя, уже сидя за рулем.

– А если он шею сломал, бассейн неглубокий…

– Ты же слышала плеск.

– Костя, мне страшно!

– Ох, бабы! – Он вытащил мобильник. – Вовка, Иванишин. Этот мудила цел? А то Динка квохчет, что я его убил. Жив-здоров и невредим мальчик Вася Бородин? Ну и хер с ним. Ты извини, конечно, старина, но я ведь его не звал… Все, пока! Ты удовлетворена?

– Вот теперь – вполне! Жалко только водные растения, он их потревожил.

– Может, мне еще и о растениях справиться?

– Да нет уж! Ох, какой ты нервный, Иванишин!

– Что делать, профессия такая…

– Должна сказать, это было красиво! И можно быть уверенными, что завтра все это появится в газетах.

– Подумаешь, лишняя реклама! Все, не хочу больше об этом говорить! Шадрина, поехали ко мне.

– На дачу?

– Ты же требовала ушат холодной воды… И потом, там меня не будут доставать. Разве нам плохо там было? Ох, черт, я совсем забыл, мне же утром надо быть в городе… Тогда едем ко мне на квартиру. Ведро у меня есть и там!

– Нет, Костя, если не на дачу, то лучше ко мне, я и так все время скитаюсь по чужим домам…

– А у тебя есть какая-нибудь еда?

– Какая-нибудь есть! Бедняга, ты так и не поел толком.

Мне не хотелось быть с ним в его холостяцкой квартире еще и потому, что через нее наверняка прошло бессчетное множество женщин.

В лифт вместе с нами втиснулась высокая крупная блондинка лет тридцати пяти, красивая и пьяная. Взглянув на Костю, она без тени смущения спросила:

– Господин Иванишин, почему у вас всегда такой неухоженный вид?

Костя только рот успел открыть от изумления, как блондинка уже вышла из лифта.

– Что она имела в виду? – обалдело спросил он.

– Ты растрепан…

– Но она же сказала «всегда»?

– Костя, она пьяная!

– Что у трезвого на уме… Интересно!

Кажется, замечание пьяной блондинки задело его за живое. И, едва переступив порог квартиры, он немедленно устремился к зеркалу. При этом он, казалось, совершенно забыл обо мне. Пригладил волосы, поправил воротничок рубашки, провел пальцами по щекам, словно проверяя, не отросла ли щетина, смахнул что-то с левой брови и застыл, глядя в зеркало. Интересно, Рыжий в такой ситуации повел бы себя так же? Исключено! Но Костя актер, и внешность важна для него куда больше, чем для других мужчин. Я тихонько села в кресло и стала наблюдать за ним. Но в этом зрелище было что-то до такой степени интимное и не предназначенное для чужих глаз, что я на цыпочках прошла в кухню. Он же голодный… Странно, такое мужское поведение там, в ресторане, и вдруг этот приступ нарциссизма… Я никогда прежде не имела дела с актерами. А может, и не надо? Но он так хорош! У меня перед глазами стояла совсем другая картина – Костя хватает Левина и швыряет в бассейн, это было как в кино, и он, что называется, вступился за честь дамы…

Я открыла холодильник: чем можно покормить этого рыцаря-нарцисса? Омлет с сыром и помидором – на большее у меня ресурсов нет. Я стояла у плиты, следя, чтобы омлет не подгорел. Вошел Костя, обнял меня, поцеловал в шею. У меня задрожали руки.

– Прости, я немножко отморозился… Как вкусно пахнет!

– Подожди минутку. Хочешь руки помыть? Вторая дверь слева.

– Да, да, спасибо!

Дожарить омлет в такой непосредственной близости от него было бы проблематично. Когда он вернулся, омлет уже стоял на столе.

– Ешь!

– Спасибо, Шадрина, выглядит аппетитно. А ты не будешь?

– Нет, я успела все-таки поесть у Маркова.

Он с удовольствием принялся за еду. Потом вдруг поднял глаза от тарелки, отложил вилку.

– Я столько мечтал, что ты будешь мне жарить яичницу.

У меня мурашки по спине побежали.

– И она обязательно будет пересолена…

– Я пересолила?

– Нет, Шадрина, соли, увы, в самый раз. Ты совсем меня не любишь, Шадрина?

В этот момент мне показалось, что я люблю его безумно. Но я взяла себя в руки.

– Костя, у меня другой характер. И потом, ты же сам знаешь, как было раньше, а теперь я еще ничего не соображаю… Но мне давно-давно не было так хорошо, как с тобой. И омлет я тебе готовила с наслаждением.