Перевозчик

Теперь, в восемнадцать лет, с Дашей произошло другое, она влюбилась, ей был приятен молодой Антон, и хотелось близости с ним. Боюсь, такие откровенные мысли молодой девушки настроят благовоспитанного читателя против нее. Не хотелось бы. Такой читатель не учитывает общий культурный фон жизни этой цивилизации. Когда даже книги о любви написаны довольно вульгарным и пошлым слогом (Николай сразу после освоения языка прочитал уже пару романов), стиль их напоминал нашего, безусловно одаренного писателя Эдуарда Лимонова, но еще и был изрядно подпорчен названиями и терминами из учебника анатомии для студентов-медиков, сами догадайтесь из какого раздела. И все же даже в таких условиях в Даше сохранились высокие душевные качества: мягкость, доброта, верность. Признаться себе, что она желает всего лишь отдаться понравившемуся ей молодому парню, согласитесь, в тех условиях совсем не порок. И читателю надо поснисходительней отнестись к дальнейшим ее действиям. Она понимала, что Антон тоже любит, но слишком обожествляет ее и сам никогда не решится, а прошел уже почти месяц с начала учебного года, и поэтому она решила взять инициативу в свои руки.

4

Вскоре представилась такая возможность. Однажды после занятий вечером Антон зашел к ней, как обычно, поболтать. Даша заканчивала мыться в душе. Услышав стук двери, и предположив, что это Антон, она, приоткрыв дверь, поинтересовалась, кто пришел. Антон ответил. Оставив дверь приоткрытой, Даша сказала:

– Раздевайся, Антон, я заканчиваю и скоро выйду, а ты завари пока чайку.

Она взяла полотенце и, встав вполоборота специально напротив неприкрытой двери, начала вытираться. Она хорошо была видна Антону. Ее небольшие груди лукаво и как-то кокетливо торчали вперед и немного в стороны. У Антона перехватило дыхание и кровь ударила в голову. Но побоявшись, что она застанет его за этим неприглядным занятием – подглядыванием, он заставил себя отойти от двери и занялся приготовлением чая. Боковым зрением Даша чувствовала, что Антон некоторое время наблюдал за ней, но потом все же отошел.

– Вот тюфяк, бесчувственный бука, – не разобравшись в его состоянии, надув губки, подумала она обиженно, – ну погоди же.

В доме было хорошо натоплено, Антон снял пиджак и остался в футболке. Он уже заканчивал с заваркой чая, когда Даша в одном легком, довольно открытом халатике вышла из душа. План обольщения действовал. Антон странным, возбужденным взглядом оглядывал ее едва прикрытое стройное молодое тело. Он и раньше иногда думал о ней как о женщине, не мог не думать, хотя бы в мечтах, несмотря на злополучное табу. Но такие мысленные телесные мечты были редки и всегда перебивались чувствами чистыми. Он был влюблен не в тело, а в интеллект, добрый характер. А Даша, продолжая игру, подошла ближе, при этом искусно незаметно повела плечиком, от чего халатик еще больше распахнулся.

– О… о… ты уже чай заварил, какой молодец, – произнесла она невинным голосом.

Антону стало не хватать воздуха, бешено заколотилось сердце, вот она – телесная мечта, протяни руку – и она твоя. Все-таки влюблен он был не только в интеллект, скорее его он уважал, а любил и хотел Дашу: ее руки, ее губы, ее грудь, ее тело, наконец.

Даша сделала еще шаг, положила руку ему на плечо, готовясь что-то сказать, но, посмотрев в глаза, полные огня, внезапно умолкла, огонь перекинулся на нее саму; как от искры вспыхивает пламя, в них загорелся мгновенный пожар, полностью поглотивший. Ее заготовленное интриганство сразу улетучилось – не получилось из Даши куртизанки. Затихнув, она поняла, что мучает его, что он тоже хочет ее. Жалость и вспыхнувшая страсть продолжили дело. Она за плечо потихоньку потянула его и дрожащим нежным голосом попросила: «Антоша, поцелуй меня!»

И все, Антон сразу забыл все мешавшие ему предрассудки, перед ним была только женщина, любимая и желанная. Они про все забыли, с ними оставалась лишь молодость и природа, она и направляла их действия. Губы их слились в долгом и страстном поцелуе, потом Антон приподнял ее, отнес в комнату и положил на постель. Халат совсем распахнулся и явил ему желанное, теперь доступное горячее и жаждущее ласк тело. Им овладело какое-то ранее неизведанное чувство счастья. Он склонился над ней, и она с восторгом, ожидая, что вот сейчас он возьмет ее все же (ведь все женщины – чистюли и аккуратистки) прерывистым голосом с нежной улыбкой, как бы невзначай напомнила:

– Антоша, а брюки?