Перевозчик (СИ)

- А кто его знает? Может, и стану еще. Жизнь-то, гляжу, штука довольно длинная. Да и вообще… а чем не пират тебе вольный такке? И удивительно, все таки... Представляешь - на воде уже четверть меры, а ведь только сегодня как будто хоть что-то понял. Зачем это все, почему оно... А все ведь - ты, Аши. Откуда и взялся только?

- Ну, как. Рукой махнул. Ты подобрал. Вода.

- Вода...

Поток воспоминаний накатывал уже во всю мощь, в полную свою силу: образы, казавшиеся забытыми навсегда, проносились перед внутренним взором, обретая отчетливость невозможную, будто происходило все не меру тому назад уже лет, а прямо таки сейчас. Наиболее удивительным казалась Мичи сама способность его одновременно переживать былые события, словно бы заново в них участвуя - и вполне обстоятельно пересказывать их чудесному своему собеседнику. Тому, казалось, все было интересно - так, что Мичи вскоре вовсе и не смущался уже, поощряемый стариком к подробнейшему изложению событий, что заложили саму основу его характера и судьбы. Или то было одно и то же? В сам рассказ его Аши почти не вмешивался, ухитряясь одним только выражением лица слегка направлять ход беседы: то кивал согласно, побуждая Мичи подробнее углубиться, остановиться, заострить на чем-то внимание, то недоверчиво покачивал головой, заставляя как следует объяснить ему вещи малопонятные, а то и вовсе закатывал глаза к потолку, показывая тем свое удивление. Что бы ни пожелал Мичи ему поведать, все принимал он с участием видимым, неподдельным - ни к чему в особенности, казалось бы, не склоняясь. , По его же словам, позволить ойе решать самой, выбирать среди прочих мгновения наиболее важные и было единственно верным способом извлечь из происходящего полноту пользы и удовольствия. Вскользь Аши также заметил, что - поскольку пьют они ойу вместе и наравне - личные переживания Мичи определенным образом передаются ему: пусть он и не видит прямо картинок чужого прошлого, но чувство и настроение, в них сокрытое, вполне в состоянии ощутить так, словно бы те были его же собственными. Подхваченный потоком воскресающих перед внутренним взором образов, Мичи и не заметил, как понемногу пересказал старику все важное, что вспоминалось о собственном детстве и ранней юности. Расплывчатые и бессвязные поначалу, образы эти складывались в картину все более ясную и отчетливую, в которой проглядывался уже определенный смысл, значение почти целиком понятное.

Выбор имени, судьбы и - соответственно - ремесла обычно совершался в Ооли юношами по исполнении возраста первой меры. Торопить с выбором было не принято, поскольку вопрос - и правда, серьезнее некуда; однако же, поскольку лишь принявший имя юноша по праву считался вполне взрослым, самостоятельным горожанином - а какой же молодой человек не желал бы этого всей душой? - промедление, как правило, не затягивалось. Кроме того, хотя на подобный счет не было четких правил, по сложившейся традиции именно в день принятия судьбы - впрочем, если быть точным, то скорее все-таки в ночь - вчерашние мальчишки становились мужчинами. Как бы строго ни воспрещалось и малейшее упоминание о происходившем в ходе этой волнующей церемонии, надеяться на соблюдение обета молчания можно было, лишь совершенно не понимая ребячьего желания похвастать перед недавними сверстниками новоприобретенным опытом и особым жизненным положением. Истории о том, «как все было», передавались горячим шепотом - и делали день исполнения первой меры самым желанным событием в жизни всякого городского мальчишки, подгоняя его к принятию судьбы скорее, чем можно было того добиться любыми требованиями и уговорами.

Установившийся порядок, собственно, был чрезвычайно удобен старейшинам, превыше всего на свете заинтересованным в поддержании общественного спокойствия и некоего рода устойчивой размеренности - что могло навести на мысль о продуманном, весьма не случайном происхождении подобных обыкновений. Действительно, даже и молодому еще человеку, изо дня в день занятому собственным делом - вместо того, чтобы шататься праздно - и справедливо за свой труд вознагражденному, пользующемуся вполне заслуженным уважением, едва ли придут в голову смута и непотребство. Не до того ему будет, попросту - а потому обеспечивать занятость, занятость постоянную, счастливую, и - сколь это было возможным - раннюю, и означало привносить в жизнь Города покой и довольство.