Чаще всего, испробовав некоторые способы вложения средств, человек обеспеченный - по рождению или счастливому стечению обстоятельств - останавливался на том или ином деле, в котором преуспевать ему удавалось всего вернее, и принимал как свою судьбу сообразное долгое имя - не упуская, конечно, возможности порой провернуть и дельце, весьма далеко отстоящее от основного его занятия. Для тех же, кто изначально не располагал необходимыми средствами, двери всякого братства были гостеприимно распахнуты, открывая возможность попробовать свои силы в ремесле - в качестве ученика, подсобника, подмастерья. На скором принятии ви настаивать в этом случае не стремились, а желание в один прекрасный день забросить дело и попытать свои силы в совсем ином находили вполне естественным: от людей совсем уж случайных любой гильдии было не много пользы. Платили обыкновенно по кошти в день - деньги, конечно, скромные, однако же, худо-бедно прожить на них было можно. Наконец, и сам достославный Ооли предлагал по серебряной монете желающим потрудиться на благо родного Города. Работы были нехитрыми - вроде уборки улиц, расчистки каналов и разбора ветхих строений; предлагались они постоянно в великом множестве, а перетруждаться никого не принуждали. Собравшихся первым делом ждал поздний и плотный завтрак - за счет Города, разумеется - а несложный, хоть и тяжелый труд завершался еще до заката дневным расчетом и обильной трапезой с непременным кувшином оки. Нуждавшимся в ночлеге таковой и предоставлялся по первому требованию - Город, заинтересованный в собственном благоустройстве, изо всех сил старался привлечь к таковому любую свободную пару рук. Работой на Город, помимо всяческой разношерстной публики - а сколько людей, столько было и причин, по которым оказывались они - кто с метлой, кто с киркой, кто с лопатой в руках - поденщиками, не гнушались порой и члены братств, чье ремесло носило характер сезонный: шапта, когда промысловая рыба отходила от берегов; матросы, прокутившие жалованье и не сегодня-завтра ждавшие выйти в море; строители-вонке, в перерывах между заказами - словом, любой оолани мог быть вполне уверен, что Город непременно поможет ему перебиться, покуда не подвернулась приличная работенка. В свое время и Мичи не брезговал подобной возможностью: жизнь складывалась порою по-разному, а набитый живот и серебряная монета в кармане до беды никого еще не доводили.
Внутренняя сторона его предплечья, однако, до сих пор оставалась чистой вовсе не потому, что с будущей судьбой не сумел он определиться вовремя, с большинством своих сверстников заодно. Напротив, полная определенность пришла к нему много раньше, едва лишь годы его перевалили за первую половину меры.
Единственным занятием, которое всерьез интересовало в ту пору его ровесников, было перебрасыванье мяча через узкие городские каналы, чему и посвящали они целиком свободное свое время - вызывая извечное ворчливое недовольство почтенных горожан, слишком хорошо, впрочем, помнивших собственные молодые годы, чтобы всерьез раздражаться на шумную их возню и всяческие проказы. Мичи подобной склонности не имел. Едва выучившись читать, вскоре уже он пользовался любым предлогом, чтобы улизнуть в Библиотеку - где и проводил всякую вонту, отвоеванную у домашних хлопот и занятий в школе. Там вернее всего и было искать Мичи - если случайно не удавалось застать дома, ушедшим в чтение с головой. Читал он взахлеб, лихорадочно, поглощая тома безо всякого видимого порядка - точнее, следуя собственному, ему только одному понятному плану. Руководствуясь отсылками, обнаруженными в едва дочитанной, захватившей его воображение книге, он тут же хватался за следующую - и та уводила его еще дальше, в таинственную, бесконечную глубину лабиринта, в котором он давно уже заблудился, не испытывая, впрочем, ни малейшего желания выбираться наружу. Мир, открывавшийся в книгах, казался куда прекрасней и интересней окружавшей его повседневности.