Перевозчик (СИ)

Книга, на которую ссылался Онди, была Мичи известна: то действительно была работа значительная, даже и знаковая, в течение многих лет служившая непревзойденным образцом искусства саманавадо. «Берега одиночества» были поэмой в прозе, огромным лоскутным одеялом, составленным из бесчисленных кусочков, которые Халдо собирал на протяжении целой жизни. Будучи гимном во славу полноты бытия, книга эта преимущественно состояла из непреднамеренных, как бы случайно оброненных сочинителями разных эпох высказываний - так что создание ее требовало как невероятного кругозора, так и потрясающего умения сложить из мельчайших фрагментов поражающее воображение цельное полотно.

«Будучи счастлив возможностью не только оказаться в обществе человека столь замечательного и заметного, но и беседовать с ним - что, как известно доподлинно, удавалось немногим, ибо Халдо предпочитал вести жизнь крайне уединенную - автор, конечно, горел желанием задать великому саманавадо множество вопросов: узнать его мнение о той или иной книге, спросить совета в выборе чтения, выяснить нынешние его вкусы, пристрастия, поинтересоваться текущей работой, полюбопытствовать об открытиях и находках, сделанных им уже после создания «Берегов». Халдо же - хоть, казалось, и не чуждался такой беседы - самым решительным образом отказался вести ее в стенах Библиотеки, объяснив, что строго придерживается определенных правил, позволяющих ему из любой ситуации извлекать полноту возможного удовольствия. По его словам, это было особого рода искусством, постижению и совершенствованию которого он посвятил последние годы своей жизни. Один из его приемов - хорошо знакомый всякому читателю «Берегов одиночества» - состоял в том, чтобы не смешивать меж собой однородные переживания, поскольку это не позволяет раскрыть присущую им глубину, наилучшим образом доступную восприятию именно благодаря противопоставлению. Так, по его мнению, беседа о книгах в окружении книг была подобна рисованию мелом на листе белой бумаги - а потому он поставил автора перед своеобразным выбором: либо отправиться тотчас в какую-нибудь пристойную харчевню, и вот там уже, наслаждаясь обедом, продолжать разговор о книгах - либо, не покидая стен Библиотеки, перейти к обсуждению, скажем, хорошей кухни. В полной мере осознавая свою полнейшую неспособность поддержать хоть сколько-нибудь связную беседу на подобную тему, автор предпочел первую из предоставленных возможностей - на что Халдо заметил, что, в действительности, выбор является здесь надуманным. По его мнению, всякая дельная беседа о кухне, да еще на голодный желудок, неизбежно окончилась бы в трактире; с другой стороны, отобедав, двое ученых мужей, обменявшись мыслями отвлеченными, насладившись сполна разговором касательно книг, пожелали бы вскоре вернуться в их окружение, столь для себя естественное, что в нашем случае означало - под своды Библиотеки. Однако, если бы только обед удался на славу, само это переживание непременно бы побудило товарищей, оказавшихся вновь среди книг, в привычной своей среде, к обсуждению особенностей и достоинств отведанных только что яств, которое непременно переросло бы в разговор о собственных - эти слова произнес он с особенным выражением - открытиях и находках в подобной области. Автор поспешно заметил, что не располагает пока, к сожалению, сколь-нибудь значимым опытом этого рода - в ответ на что Халдо взглянул на него с неподдельным состраданием и сказал: ну, так идем же скорее! Оказавшись в небольшом заведении, отличавшимся, по его словам, занимательным своеобразием, не идущим в ущерб вкусу и качеству, Халдо подробно и вдумчиво изучал меню, советовался с хозяином, вытребовал к себе повара, долго обсуждал с ним особенности приготовления, и сделал, наконец, заказ для нас обоих - хотя автор и предполагал поначалу ограничиться кружкой-другой привычной ему оммы.