Перезагрузка

– Извините, минуточку, – доктор увлекся долгим сморканием в платок – не смущенно, чего ему было смущаться, скорее, профессионально уходя от ответа. – Знаете что, Михаил Алексеевич, я не буду загружать вас сложными психиатрическими терминами. Вот здесь, в выписке из истории болезни, все написано. Диагноз, результаты обследования, проведенное лечение, рекомендации. Да-да, почитайте.

– Здесь все непонятно, – растерянно заявил папа, уставившись сквозь очки на бумажку, испещренную фиолетовыми каракулями на неизвестном языке. – У вас что, почерк такой, или вы это нарочно? Что с ним дальше-то будет? Прогноз у него какой?

– У него – склонность к редким рецидивам, – сказал доктор, снова скосив глаз на Гошу. – Это хорошо, что редкие. Я даже не могу сказать, когда это проявится снова. Может быть, никогда. Обычно обострения провоцируются сильными психическими травмами – ну, например, как… э… такими, какая была на этот раз. Так что берегите мальчика. Чтобы не было у него сильных стрессов…

– Будем беречь, – заверил папа.

Однако в дальнейшем Гоше не понадобилась особая опека со стороны отца и тепличные, специально приспособленные условия. Из-за года, пропущенного по болезни, в новом классе он оказался старше и выше всех, что само по себе давало немалую фору. К тому же, тренировка по выживанию в психушке закалила его детский характер, обычные школьные неприятности казались по сравнению с этим сущей ерундой. Года через два Игорь совсем уже забыл о больнице, вычеркнул ее из памяти как позорный, недостойный факт. Наверное, те доктора ошиблись – он вылечился полностью и не заболеет уже больше никогда.

Бумажку с лиловым диагнозом он прочитал намного позже, в подростковом возрасте, когда решал свои дела в военкомате. Вот что было написано там:

«Шизофрения, шубообразный тип течения, аффективно-бредовый синдром».

* * *

А еще Игорь вспомнил здесь, в карцере, свой сон – трехдневный, бредовый, с которого начались все приключения. Диалог со следователем Ереминым.

Игорь: Это он? Иштархаддон?

Еремин: Так точно. Он самый. Братец ваш.

И: Почему братец?

Е: Объясняю. Вы у нас специалист по истории, и в генетической идентификации, я так думаю, соображаете слабо. Так вот: мы имеем двоих людей с одинаковым генотипом, но разным фенотипом. Проще говоря, клетки и ткани у вас одинаковые, а внешность разная. Он -вон какой бугай, а вы, извиняюсь, тощий, чуть ли не дистрофик. Не думаю, что вы успели избавиться от мускулатуры за сорок пять минут. Единственное объяснение всем этим фактам может быть только одно – у вас есть брат-близнец. Причем абсолютный близнец. Ну, признайтесь: есть ведь? Не прикрывайте родственничка-преступника. Не заслуживает он этого…

И: Нет у меня никакого брата.

Е: Родители живы?

И: Да, мама. Отец умер давно.

Е: Ладно. Позвоню я вашей маме. Поинтересуюсь.

Почему там, во сне, было все наоборот: отец давно умер, а мама жива? Что за перверсия сознания?

Потому что он хотел все переделать. И начал переделывать. Правда, маму на отца не заменил, но вот брата-близнеца создал. Вылепил, материализовал. Разбирайся с ним теперь.

* * *

Грызун лупцевал Игоря шесть дней подряд. А утром седьмого дня Игоря привели в другой кабинет – к Шабалину. И Игорь понял, что сегодня его бить не будут. Если начнет вести себя правильно, конечно.

Игорь ничего не имел против. Появилось у него сильное подозрение, что если его будут обрабатывать еще пару дней, то он просто подохнет. И никакое самовосстановление не поможет.

– Ну, что скажете, Игорь Михайлович? – спросил Шабалин.

– Все очень просто, – прошлепал разбитыми, разорванными губами Игорь. – Я буду делать то, что вы скажете. Я готов к этому. Только не заставляйте убивать людей, все равно не получится. Я никогда не смогу такого… тормоз у меня в голове. Если хотите знать, я не совсем нормальный.