Читаем Перезагрузка или Back in the Ussr книга 1 полностью

Затем последовали 'Позови меня с собой' и 'Миллион алых роз', сорвавшие овации зала.

Когда мы уступили сцену 'Песнярам' и доползли до гримерки, мою одежду можно было выжимать. Павел в то же время выглядел почти что счастливым.

- Молодцы, ребята, здорово отработали! Аллочка - целую ручки. Сергей - крепко жму твою мужественную руку. Все мо-лод-цы!

Тут в дверь постучали, и в гримерку важно вошел Раймонд Паулс. Степенно пожал нам руки, клюнул в щечку Пугачеву, вручив ей букет алых роз, словно из песни, и поздравил всех с удачным выступлением.

- Жаль, что ваша супруга не смогла приехать, - огорчился он, узнав про беременность Вали. - Ну ничего, как-нибудь еще встретимся, а пока передавайте пламенный привет.

Дождавшись, когда композитор покинет помещение, Слободкин вновь взял инициативу в свои руки:

- Товарищи, я к администратору, требовать законную оплату нашего скромного труда. Никуда не расходитесь.

Через пятнадцать минут он появился вновь, еще более счастливый.

- А вот и гонорар! Аллочка, твоя доля, ты сегодня по-стахановски отработала. Сергей, держи.

Мне протянули стопку 10-рублевых купюр, которые я даже не стал пересчитывать. Навскидку там было рублей триста.

- Это тебе, тебе, и тебе, - продолжал между тем худрук раздачу слонов.

- Спасибо, Павел Яковлевич, - тряхнул кудлатой головой Буйнов. - Теперь до среды можем быть свободны?

- А что у нас в среду? Ах да, гастроли начинаются... Так, все свободны, кроме Пугачевой и Губернского. У меня к вам кое-какое дело.

Когда музыканты покинули гримерную, Слободкин сообщил, что нас троих хотят видеть на банкете после окончания концерта.

- А отмазаться нельзя? - без особой надежды поинтересовалась Пугачева. - Я Криске обещала пораньше приехать, она ж мать совсем не видит.

- Нельзя, Аллочка. На банкете будет САМ, и вполне вероятно, что он захочет с тобой пообщаться. Так что терпи, и тебе воздастся. А тебе, Сергей, до завтрашнего вечера вообще делать нечего, так что не закатывай глаза, а ждем окончания выступления Кобзона и двигаем за мной.

Банкет проходил в зале, размерами где-то вполовину меньше Колонного. Ослепляющий свет люстр, длинный стол, уставленный бутылками и снедью, снующие повсюду официанты с подносами в руках, на которых в тонких бокалах пузырилось шампанское... Впечатляло, черт возьми!

Глазами я невольно искал генсека, но тот пока не появлялся. Остальных членов Политбюро, ежели таковые тут присутствовали, я в лицо не знал, несмотря на то, что их физиономии периодически мелькали в прочитываемых мною газетах. К чему мне их знать? Чай не детей крестить с ними.

Тут я невольно вспомнил свою Валю. На каком она уже месяце? На шестом или седьмом? Скучает поди без меня, уехал, и развлекаюсь тут... Ну ничего, вот покажут меня по телевизору - порадуется за меня. Тем более что ведущая объявляла каждую песню, а заодно авторов текста и музыки. А поскольку Валентина уже взяла мою фамилию, и как к Колесниковой к ней обращались все больше по привычке, то приятно было услышать: 'А сейчас прозвучит песня 'Позови меня с собой' на стихи Валентины Губернской и музыку Сергея Губернского'. Это еще никто, кроме тех, кто в теме, не знал, что я стою на сцене, да еще и исполняю свою песню 'Потому что нельзя'. Ну хорошо, хорошо, песню группы 'Белый орел'. Но кто же это здесь знает? А потому приходится присваивать себе чужие лавры, ничего не поделаешь.

Выяснилось, что Кола Бельды, Кобзон и усатый из 'Песняров', фамилию которого я начисто забыл, тоже слонялись между гостей. Причем Бельды так и щеголял в своей шубейке из какого-то пушного зверя. Он ее никогда, что ли не снимает...

Вдруг в зале возникло некое оживление, двери открылись, вошли двое крепких мужчин с цепкими взглядами и оттопыривавшимися подмышками, а следом появился и Леонид Ильич с пока еще единственной звездой Героя на лацкане пиджака. Он продолжал беседу с тем же пожилым товарищем, с которым общался и в ложе. Кто-то захлопал ладоши, остальные подхватили, нам ничего другого не оставалось, как тоже присоединиться к овациям.

- А вы чего мне хлопаете? - подтянул вверх брови Брежнев в наигранном недоумении. - Вот им хлопать надо, тем, кто наших детей учит не только грамоте, но и жизни.

Надо думать, это он сказал в адрес учителей, без которых этот банкет, само собой, не обошелся. Несколько дам при этом покраснели и смутились.

- Давайте выпьем за педагогов!

Леонид Ильич поднял бокал с шампанским, остальные поддержали, после чего шустрые официанты заменили опустевшие бокалы наполненными. Кстати, говорил Ильич вполне разборчиво, не было еще никаких 'сисек-масисек'. Далее напряжение понемногу спало, присутствующие принялись выпивать и закусывать. Мы тоже не отставали, хотя Алла чувствовала себя как на иголках, что было заметно невооруженным глазом. И я ее понимал, ведь далеко не факт, что генсеку приспичит пообщаться именно с ней. А семья - дело святое.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Зулейха открывает глаза
Зулейха открывает глаза

Гузель Яхина родилась и выросла в Казани, окончила факультет иностранных языков, учится на сценарном факультете Московской школы кино. Публиковалась в журналах «Нева», «Сибирские огни», «Октябрь».Роман «Зулейха открывает глаза» начинается зимой 1930 года в глухой татарской деревне. Крестьянку Зулейху вместе с сотнями других переселенцев отправляют в вагоне-теплушке по извечному каторжному маршруту в Сибирь.Дремучие крестьяне и ленинградские интеллигенты, деклассированный элемент и уголовники, мусульмане и христиане, язычники и атеисты, русские, татары, немцы, чуваши – все встретятся на берегах Ангары, ежедневно отстаивая у тайги и безжалостного государства свое право на жизнь.Всем раскулаченным и переселенным посвящается.

Гузель Шамилевна Яхина

Современная русская и зарубежная проза
Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее
Салихат
Салихат

Салихат живет в дагестанском селе, затерянном среди гор. Как и все молодые девушки, она мечтает о счастливом браке, основанном на взаимной любви и уважении. Но отец все решает за нее. Салихат против воли выдают замуж за вдовца Джамалутдина. Девушка попадает в незнакомый дом, где ее ждет новая жизнь со своими порядками и обязанностями. Ей предстоит угождать не только мужу, но и остальным домочадцам: требовательной тетке мужа, старшему пасынку и его капризной жене. Но больше всего Салихат пугает таинственное исчезновение первой жены Джамалутдина, красавицы Зехры… Новая жизнь представляется ей настоящим кошмаром, но что готовит ей будущее – еще предстоит узнать.«Это сага, написанная простым и наивным языком шестнадцатилетней девушки. Сага о том, что испокон веков объединяет всех женщин независимо от национальности, вероисповедания и возраста: о любви, семье и детях. А еще – об ожидании счастья, которое непременно придет. Нужно только верить, надеяться и ждать».Финалист национальной литературной премии «Рукопись года».

Наталья Владимировна Елецкая

Современная русская и зарубежная проза